Читать книгу - "Фатальное колесо - Виктор Сиголаев"

В нашем полусанаторном флигеле, где содержатся ну просто неуправляемые больные, появился третий пациент.

Галину успели спасти.

Несмотря на критическую потерю крови, она осталась жива. К месту трагедии вовремя подоспели те самые два инструктора, которые готовили трассу соревнований. Теперь Галина лежит в палате интенсивной терапии и находится в коме. На счастье нашего инструктора, а по совместительству – вражеского агента неведомых пока нам структур, – медики туристического турнира оказались на высоте. Стоит ли говорить, что, несмотря на вечер субботы, празднично-пикниковое настроение и особый статус в лагере, два врача и медбрат в медицинской палатке даже и не думали о спиртном? Даже о пиве! Они оказались абсолютно трезвы, компетентны и во всеоружии.

Вот такое «неправильное» время! «Проклятое советское» прошлое. Будем сравнивать? Я тоже думаю, что не стоит…

Спасти-то ее, конечно, спасли, но в сознание Галина Анатольевна не приходила. Подозревали необратимое повреждение мозга от кислородного дефицита. Если так, то это надолго.

Пленка из чудесного «яблочка» оказалась засвеченной.

В пылу моей неравной схватки с убийцей кассета выскочила у меня из кармана штормовки и была раздавлена одним из прибежавших на шум инструкторов. Над ней, разумеется, основательно поколдовали кудесники из спецлаборатории, но добились немногого. Смутные изображения каких-то корабельных узлов, фотографии нечитаемых листов технической документации и пара размытых пейзажей живописных скал, очень похожих на обрывы Херсонеса. По крайней мере, на любительскую съемку зеваки-туриста могли претендовать только два последних снимка. Все остальное давало повод предполагать злонамеренный характер этого послания.

– Написал, герой? – В палату бесшумно входит Сан-Саныч, даже не озаботившись наличием белого халата, как это заведено в приличных больницах.

Ну да… теперь я пишу. Ведь я не разговариваю. Что-то повреждено в гортани, и вместо человеческих звуков у меня получается только писк придушенного тушканчика. Одно радует – обещали, что это ненадолго.

Послушно киваю и протягиваю ему листок бумаги.

– Маловато…

«…будет», – очень хочется добавить мне, но получается коротенький свист.

– Что? – задумчиво переспрашивает мой мучитель, пробегая глазами по исписанной ученическими каракулями бумажке, и тут же изволит пошутить: – Не надо так кричать, медперсонал сбежится.

«Очень смешно, – мрачно думаю я. – Как красиво – издеваться над маленькими!»

– Так. Ага. А почему не написал, как Чистый понял, что ты полезешь на гору?

Я засовываю указательный палец себе в нос, кручу и потом демонстрирую его Козету. Он уже знаком с этим моим жестом. Таким образом я напоминаю своему старшему коллеге его собственные слова о том, что доклад должен быть без домыслов, предположений, соплей и эмоций.

Сан-Саныч слегка морщится.

– При чем здесь домыслы? Свидетели говорят, что Щербицкая собиралась тебя искать на утесе и говорила об этом у костра дикарей. Чистый мог это услышать. Так?

Обреченно киваю.

– Пиши! – Он припечатывает листок на столе у меня перед носом. – Чуковский!

Я тянусь к носу.

– А не надо писать, «мог» или «не мог» услышать, – правильно меня понимает Сан-Саныч. – Пиши, что говорила Галина, кто находился рядом и на каком расстоянии. И кто что делал после ее слов. И это не домыслы с соплями, а факты. Нет?

Ну что тут скажешь?

Киваю и тянусь за ручкой.

– А иностранцев в соседнем павильоне сможешь описать?

Я с удивлением поднимаю глаза на Козета. Хочется покрутить пальцем у виска, но это будет грубовато. Хамства мой инструктор не заслужил, сопливого пальца более чем достаточно.

– Что ты смотришь? Вспоминай. А ты как думал?

Встаю со стула и показываю ладонью уровень моего сектора обзора иностранных туристов. Где-то в районе своего пупка.

– Вот до этого места и описывай. Во что были одеты, объем, обхват, обжим. Ты, надеюсь, хоть кого-нибудь успел обжать?

Энергично киваю, делая вид, что обрадовался своевременному напоминанию. Потом правой рукой делаю выразительный жест. Так делают грузины, когда восклицают: «Вах!»

– Грузина мы проверили. Грузин чистый. Гиорги Руруниевич Додиани, двадцать второго года рождения, заслуженный виноградарь. Отдыхает по путевке в Мисхоре. За ним… Не суть важно.

Показываю целую мини-пантомиму, среди которых тыканье пальцем в живот, раскрытая ладонь перед глазами, которую я якобы читаю, и целая серия эмоциональных жестов – мол, чего тормозите-то?

– Самый умный, что ли? Проверяем по списку, не боись. А ты уверен, что агент среди иностранцев? А может, он со стороны к их группе приклеился? Или к другой какой экскурсии. Вариантов море. Так что сиди, вспоминай и пиши…

Сан-Саныч разворачивается и шагает в сторону выхода из палаты.

Оборачивается в дверях.

– И не шуми тут. Не надо…