Читать книгу - "Фатальное колесо - Виктор Сиголаев"

Все было до такой степени очевидно, что даже в мыслях я не торопился это озвучивать. Просто тупо разглядывал горошины пенопласта под ногами, шевелил ногой желтые обломки картонного «яблочка», вертел между пальцами кассету и гонял одну и ту же фразу в голове, как шарик от пинг-понга от одной стенки черепной коробки к другой: «Такие дела… Вот такие вот… дела…»

По всему выходило, что изъятое из дворца яблочко – это закладка. Типовая шпионская закладка.

Ну не любовная же переписка, в конце концов!

Одно «яблочко» взяла. Пустое. Другое положила. Полное. Поправила натюрморт. Щелкнула по носу бронзовое чучело. «Ваше задание выполнено, господин вражеский агент!» – «Не извольте беспокоиться, мистер вражья морда!» – «Как вам будет угодно, мсье закордонная жаба».

Ну правильно! А «закордонная жаба» как раз и была, скорей всего, в том иностранном многопузье, гребущем из соседнего павильона ханского дворца. Все так. Все сходится.

Что ж так противно-то?

Я вдруг почувствовал, что у меня глаза на мокром месте. Чего это я? По всей видимости, детский организм таким образом заученно реагирует на глубокое чувство обиды и разочарования в симпатичном не далее как пять минут назад человеке.

Сопляк малолетний. А ну прибрал слюни! Насмотришься еще в жизни и на предательство, и на подлость, и на всякую любую другую гадость. Разнежился здесь, под благополучными знаменами недоразвитого социализма.

Но какова!

Я поймал себя на мысли, что избегаю даже про себя называть этого человека «Галиной Анатольевной». Галина Анатольевна – это ямочки на щеках, крепкие ножки и заливистый хохот. Это – гуд! А «этот человек» – плохой! Вери, вери плохой! Фу! Ка-ка!

Я усмехнулся про себя. Пока взрослая часть сознания находится в опупении, ребенок со своими измерительными линейками уверенно захватил мозги. Надо же, нежности какие. Ну пусть будет не Галина Анатольевна, а, скажем, Курьер. Хотя нет. Так я называл усопшего в бозе Румына. Почтальон?

Блин, да какая разница! О чем ты вообще думаешь?

Я вскочил на ноги. Где тут телефон в этом лесу?

«Ага! – ехидно шепнули в мозгах. – А мобилу на пузе не хочешь?»

Станция? Поселок? Может, там милицейский опорник есть? Или участковый…

– Я тебе сейчас кину! Ах так? На! На! Ха-ха-ха-ха! Ты чего на карачках-то?…

– Рустам, а так можешь? Ых-ых-ых… Ай! Да я сам!

– Оксанка! А где Галина Анатольевна? А куда?

«Наши возвращаются, – понял я, – с хипповского саунд-камер-холла. А где действительно… гм… Галина Анатольевна?»

Я спешно стал запихивать ногой обломки яблочного муляжа за поддон палатки. Она же меня ищет! На откосе этом, как его – на Залысине!

Откинув брезентовый полог, я выглянул наружу. В лагере с приходом ребятни стало живо, шумно и весело. Уютно. Но это был уже не мой уют. Это не для меня. Меня уже обокрали. Какие-то паршивые гады испортили мне весь праздник. Как слепого кутенка – грубо оторвали от маминой титьки и со всего размаху окунули в ушат с холодной водой.

– Витек! Зря не пошел!

– Ага! Там хиппарь один чуть костер головой не забодал!

– Ха-ха-ха-ха! Ой! Ты опять?

– Родион! Кончай в Ленку кидаться…

Идиллия. Знали бы вы… да не надо вам знать, что творится у вас под носом. Не ваше это. Мое.

Я зашагал в сторону железки.

– Витек! Ты куда?

Я, не оглядываясь, отмахнулся…

Черт ее знает, где эта Залысина.

Рассказывали, что она одно время осыпями почти достала до железнодорожных путей и ее подперли каменным забором. Здесь где-то, на отрезке от станции до моста над Камышловским оврагом. Говорят – недалеко, ближе к станции, потому что до моста добрых три километра.

Уже вечерело. Сумерки пока не наступили, но вечерняя прохлада уже чувствовалась.

И что я скажу Галине? Я почесал затылок. Говорить-то нечего. Не разоблачать же. Здесь, один на один, в полевых условиях. Потом сообразил, что мне «с психу» нужно было просто прогуляться, проветриться, так сказать. Еще раз погонять мысли по гудящей голове.

Ничего я ей не скажу! Пускай думает, что, мол, обеспокоился и пошел искать. Не мой калибр – колоть, крутить, пальцы выкручивать. Где мой верный Сатурн? Иринка! Мне без тебя плохо. Приходится признать, что мое дело – наблюдать, думать и подключать, если надо, своих бравых и могучих помощников. Да кого я обманываю? Мое дело – пасти и стучать. Так это называется. Иногда убегать, если жизнь дорога. Ну и… думать, думать, думать…

Ага, вон какая-то стеночка слева от железки.

Ну да. Залысина, да и только. Крутовато. Справа-слева лес как джунгли, жутковатый в преддверии вечерних сумерек, а по центру – широкий язык скальных шипов, засыпанных природной щебенкой. Крутовато и высоковато. А Галина меня ищет сверху. Там тропа должна быть. Крикнуть?

Сзади зашумела электричка. Не услышит. Бельбек еще журчит за путями. Вздохнув, я зашел левее Залысины и углубился в лес.

Подъем и правда оказался крутоват. Здорово помогали стволы изогнутых деревьев и торчащие повсюду кривые корни. И все равно я пару раз в панике сучил ногами, отчаянно цепляясь за спасительную древесину. Запыхался так, как на переходе в «десятку» не запыхивался. Еще ветки эти треклятые! Переплелись с кустарником – ни обойти, ни поднырнуть.

Практически на четвереньках, измученный и исколотый, я все же добрался до тропинки наверху. Ох, даже на ноги вставать не хочется, привык, кажется, на четырех костях.

Сквозь листву открывался завораживающий вид на засыпающие виноградники, причудливо повторяющие изгибы невысокого предгорья. Из глубины леса эхом метались детские крики, смех и звон гитары. Кто-то с кем-то невдалеке бегая, мелькал между деревьями. Чуть вдали по тропе за Залысиной метрах в двухстах было видно, как два инструктора натягивают трос препятствия «туристическая переправа».

В мою сторону, сильно оттягивая и приволакивая ногу, ковылял по тропе давешний горбун-хиппарь в убитом временем пончо. Не сидится у костра убогому. Опять обжечься боится?

Начинало уже серьезно смеркаться. Я оглянулся окрест. Галины не было видно. Ну да! Сколько я колбасился с подъемом. Вернулась, наверное. Захотелось, раз уже здесь, глянуть на Залысину сверху. Ее просвет между деревьями виднелся буквально метрах в десяти.

Ого! Круто!

Я с опаской, трусливо подшаркивая и цепляясь за ветки, подобрался к обрыву, глянул вниз. Жуть! Быстренько шагнул назад на тропу. Ненавижу высоту! Справа поскребывал своими кривыми ножками несчастный калека, даже в сумерках не желающий расставаться со своими «каплями» на лице.

– А вы не видели здесь случайно нашего инструктора – Галину Анатольевну?

Молчит, шаркает. Может, он еще и глухой? Да и немой в придачу.