Читать книгу - "Последний рубеж - Андрей Стерхов"

– Чтиво – выедим?! – коверкая слова, самонадеянно предложил мордатый Харднетту.

– Выйдем, – легко согласился тот.

На выход потянулся, помимо Харднетта и пилотов, еще и бармен. Но полковник махнул ему:

– Останься, Зоил. Я справлюсь.

И вышли втроем.

Дождь уже прекратился. На город окончательно свалилась заполошная городская ночь, но во дворе, особенно по центру, было светло. Не так, конечно, как днем, но сносно – двор освещался тремя фонарями. Этот пятачок перед баром вообще мог претендовать на звание эталонного места для потасовок. По всем параметрам. Света предостаточно, места, где развернуться, довольно. Грунт, будто на гладиаторской арене, аккуратно посыпан мелким гравием, прекрасно впитывающим кровь. Вокруг не жуткие штыри оград, а безопасные кусты. А главное – безлюдно, никто и никогда мешать не станет. Дерись – не хочу.

Но как раз драться Харднетт не собирался. Драться начальнику Особого отдела Чрезвычайной Комиссии с подвыпившим болваном? Да еще и с новообращенной Мезаны? Смешно. Но сказано было: «Исторгните зло из среды вашей». Поэтому что-то делать со всем этим безобразием все же предстояло.

– Ну чтиво, карасиная страшила, ты одна – я одна? – предложил тем временем мордатый, снял испорченный китель, швырнул напарнику и встал в стойку.

Харднетт огляделся, убедился, что вокруг никого, и спросил с притворной озабоченностью:

– Вам когда в рейс?

– А чтиво, ни по хрену, я твоя мать потрафлял? – огрызнулся мордатый.

А вот молодой уже почувствовал, что добром дело не закончится, и поспешил ответить:

– Послезавтра.

– Успеют присобачить, а не успеют, замену найдут, – прикинул Харднетт вслух, после чего выстрелом в колено лишил мордатого правой ноги. А через долю секунды и левой.

Из-под пилота будто табуретку выбили. Он рухнул и, увидев, как захлестала из культяпок кровь, завопил.

Молодой испуганно попятился к кустам, в темноту.

– Куда пошел?! – прикрикнул Харднетт. – Стой!

Молодой встал как вкопанный.

– Сними ремни и перевяжи, – приказал Харднетт. – Сумеешь?

– Сумею.

– Молодец. И запомни: приехал в Рим, веди себя как римлянин. Запомнишь?

– Зап-п-п-помню, – заикаясь от страха, промямлил окончательно протрезвевший парень.

– Ну, тогда действуй, не стой столбом, – подстегнул его полковник. А когда парень приступил к оказанию первой помощи, отошел в сторону, вытащил коммуникатор и, набрав номер реанимации, представился: – Говорит Вилли Харднетт.

Он дождался идентификации голоса и, снимая возможные вопросы по «двадцать четыре – восемь», назвал номер своей текущей лицензии. После чего сообщил характер травмы – тракционная ампутация ног.

Вызвав бригаду на координаты уже запеленгованного системой сигнала, полковник отключился и сунул коммуникатор в карман, а пистолет, по-ковбойски крутанув на указательном пальце, – в кобуру. Потом стряхнул с рукава сюртука отсутствующую пыль и со спокойной душой, не оглядываясь на стоны и проклятия, направился допивать свое холодное темное пиво.

Девушка подошла к нему сама. Преодолевая некоторую неловкость, кивнула на пустующий стул:

– Можно?

Харднетт обошел стол, снял со стула плащ и отодвинул:

– Прошу.

Устроившись, она горячо поблагодарила:

– Спасибо вам!

– За что? – спросил Харднетт, сделав невинные глаза.

– За то, что избавили меня от этих… – Она потеребила воздух холеными пальчиками, не зная, как окрестить пристававших к ней логоцомцев. – Ну, от этих… Ну, в общем, вы понимаете.

Харднетт кивнул и сказал:

– За честь.

– Они не вернутся?

– Полагаю, нет. Одного я окоротил. У другого – срочные дела.

– Это радует. Меня, кстати, зовут Эльвира. А вас?

– Меня? – переспросил Харднетт, чтоб оттянуть ответ, и соврал: – Меня – Влад.

– Приятно познакомиться.

– Мне тоже. Что-нибудь заказать?

– Если можно, «Два Дэ».

– Можно.

Харднетт подозвал гарсона и сделал заказ: порцию коктейля «Девочка Дрянь» для нее и еще одно пиво для себя.

– А вы здесь часто бываете? – спросила Эльвира, доставая сигарету.

Харднетт чиркнул зажигалкой:

– Реже, чем хотел бы.

– Ясно… – Она прикурила от его огонька. – А вы, Влад, наверное, полицейский, да?

Пришла пора улыбнуться, что полковник незамедлительно и сделал.

– С чего это вы взяли, что я коп?

Она пожала плечами:

– Да так… Деретесь здорово.

– Нет, Эльвира, я не полицейский. Увы, или, если вам угодно, слава богу. Скучаю тут неподалеку в одной незамысловатой конторе. Отслеживаю день-деньской биржевые котировки, анализирую в офисной тиши пробегающие мимо фьючерсы, хеджирую риски… Впрочем, все это неважно. И главное – неинтересно. А то, что дерусь… Тут просто. Рос на улице.

– Ясно.

– А вы, похоже, приезжая?

– Заметно?

– Есть немного.

– Из-за того, что я такая вот такая? – Эльвира попыталась жестом передать тот образ, какой, по ее мнению, складывается у других, когда они ее видят. Жест получился очень красноречивым, но по существу – неточным.

Харднетт разубеждать ее не стал. Промолчал.

– Да, я не местная, – не дождавшись ответа, призналась Эльвира и к удивлению Харднетта стала «исповедоваться»: – Я из Сити. Искусствовед. Работаю консультантом в частной галерее. А еще колонку веду по арт-искусству в «Вечерней Газете». Здесь как раз по заданию редакции.

Она протянула висящую на шее карточку аккредитации, и Харднетт, перегнувшись через стол, прочел сквозь ламинирующую пленку:

Международная конференция «Значение красочной поверхности в живописи абстрактного гуманиста Марка Ротко. К триста тридцатой годовщине со дня рождения».

ПРЕССА

Эльвира Райт

«Вечерняя Газета Сити»

– Марк Ротко? – не поверил Харднетт. – Это тот парень, чьи полотна на художественных аукционах бьют рекорды цен?

Девушку сразила его осведомленность:

– Вы в курсе?!

– Имеющий уши… Когда, Эльвира, озвучиваются невероятные суммы, трудно быть не в курсе. Ушки сами на макушке сбегаются. Согласитесь, когда говорят «Ротко», мы слышим «деньги».