Читать книгу - "Новый Мир - Александр Столбиков"

— Ждем…

Карл отрешился от панорамы в стекле кабины, не смотрел на проплывающие под ним застройки, он глядел только на приборы, держа идеально ровный курс.

— Две с половиной тонны на радость Томми! — с жизнерадостным воплем Кюссель замкнул электроцепь.

Харнье хорошо представлял и видел у соседей по звену, как это выглядит со стороны. Открываются створки бомболюка, и бомбы, как игрушечные, начинают высыпаться, смешно раскачиваясь в полете. Этот поток кажется бесконечным, но внезапно резко обрывается. Бомбы и так кажутся крошечными, а, удаляясь к земле, в секунды превращаются в точки, рассеивающиеся, как россыпь чернильных брызг.

И вечность спустя, когда кажется, что уже ничего не произойдет и вся партия опять оказалась с бракованными взрывателями, уже далеко позади на земле начинают вырастать маленькие кустики разрывов, такие безобидные, такие крошечные… Если все сработано правильно и эскадрилья отбомбилась синхронно, разрывы идут сплошным ковром на широком фронте, словно невидимая щетка ровно сметает дома, строения, все, что хоть на полметра возвышается над уровнем земли, заменяя ломаные линии человеческого труда равниной равномерных кротовьих нор.

В звене все были опытными пилотами и компенсировали сброс манипуляциями с газом, резко полегчавшие машины не ушли вверх, как это бывало, а сохранили прежнюю высоту и ровное построение. Но это в их звене; было видно, что даже в эскадрилье так сумели далеко не все. А если пересчитать на дивизию, то счет нарушивших строй должен был пойти на десятки. Неизбежные издержки, пока за штурвалами сидят люди, нельзя ожидать, что все будут действовать одинаково просчитано и правильно.

— Попали! Попали! Попали! — Кюссель, как обычно после удачного сброса, впал в истерический экстаз, одергивать его было бесполезно: если бомбардир не сбрасывал напряжение, то впадал в уныние и на обратном пути был бесполезен. А возвращение домой обещало быть интересным и бурным, потому что если их не встретили на подступах к цели, значит, будут ловить на отходе и уже наверняка. И черт его знает, что хуже — машины облегчены и уходить легче и быстрее, но пилоты устали, а внимание стрелков рассеяно.

— А Пинтер-то промахнулся! — злорадно сообщил молчавший доселе радист.

— Хорош заливать. Будто ты по разрывам бомбы отличить можешь.

— Точно говорю! У «Пи» и бомбы-то взрываются с пшиком и пуком!

Экипаж жизнерадостно заржал, Харнье скривился, но смолчал. Воспитанный в строгой семье и суровых традициях, он не одобрял сортирный юмор, но понимал, что экипаж должен хоть как-то разрядиться.

«Грифон» довернул влево, пристраиваясь к самолету командира эскадрильи. Тройки снова собирались в компактные «коробочки», звено к звену, эскадрилья к эскадрилье.

Половина дела была сделана. Контроль результатов бомбардировки — удел разведчиков. А им предстоял долгий путь домой. Налегке «Грифоны» летели быстрее, зато англичане теперь точно знали, где искать виновников произошедшего.

Настроение Карла портилось со скоростью штормового шквала. Насколько удачно эскадрилья отбомбилась, настолько сложно все стало после. Авиагруппа смешалась, из почти четырех десятков собрались едва ли два с лишком, идущих рваной «строчкой», остальные отстали и заблудшими овцами мыкались в полутысяче метров позади, стараясь пристроиться к кому-нибудь попутному. Кюссель монотонно и безнадежно ругался, эфир наполнился возмущенными возгласами и приказами.

Харнье вызвал командира, предложил сбросить скорость и собрать прежний состав, но тот только отмахнулся.

— Спокойно, Карл, скорость нам поможет. Будем дома. А парни подтянутся.

Естественно, парни не подтянулись.

Дивизия поднялась выше уровня облаков, внизу стелилась ровная пелена небесной ваты, непроглядной и беспросветной, скрывающей землю. В отдалении, прямо и правее от основного курса, тучи собрались в удивительную фигуру, какой Карл раньше никогда не видел — гигантскую колонну, словно выраставшую из молочно-белого ковра и стремившуюся ввысь. Этот огромный столб был похож одновременно и на изящное произведение архитектуры с множеством завитков и украшений, и на вихрь торнадо, будто остановленный фотографическим моментом. Плотная белая гладь была подсвечена лучами вечернего солнца, приобретая розоватый оттенок.

Харнье никогда не был ни лириком, ни поэтом, но чудесное произведение природы захватило его. Сложная комбинация множества природных условий создала нечто, чего никогда не было и больше никогда не будет. И здесь, на высоте пяти тысяч, перед лицом небесной сказки, казалось странным и неестественным, что сейчас множество людей начнут яростно убивать друг друга.

Сначала все увидели «блейнхейм». Двухмоторный бомбардировщик, выступающий зачастую и как корректировщик-наводчик, вынырнул из пелены облаков и какое-то время летел параллельно, на некотором отдалении от немецкого строя, не проявляя враждебных намерений. Вот сейчас как никогда к месту пришлись бы истребители, чтобы свалить попутчика, но истребителей не было и оставалось только надеяться, что наводчик ошибется. Рассказывали, что однажды такое случилось — неопытный корректировщик напутал с целеуказанием, и перехват промахнулся на добрых три сотни километров.

Потом появились «харрикейны» из первой ударной группы, британцы называли их «акулами». Пользуясь превосходством в скорости и хорошим пушечным вооружением, «акулы» должны были постараться разбить бомбардировочный строй, дав работу более легким и слабовооруженным машинам. Совсем недавно «Грифоны» несли смерть с неба, безнаказанно и уверенно, теперь пришло время возмездия.

Больше всего Карлу хотелось отключить радио, сорвать наушники, только бы не слышать отчаянные крики убиваемых, безнадежные призывы о помощи. Но помочь им не мог никто.

— Сколько? — бросил Карл в микрофон. Его поняли.

— Дымные следы. Два или три, — так же коротко ответили из хвоста, — еще с полдесятка держатся, но теряют высоту…

Намертво сцепив зубы, Карл вел машину вперед, сосредоточившись на соседях и командире эскадрильи, отбросив все чувства, все мысли, усилием воли превратив себя в автомат управления.

Скорость, высота, состояние самолета, топливо. И строй, сейчас строй был всем. Сбить бомбардировщик трудно — машина слишком велика даже для авиапушек, а на английских истребителях в основном пулеметы. Но это очень хорошие пулеметы, и их много, до восьми на один самолет. Пользуясь полным превосходством в маневренности, несколько истребителей могут развалить любой бомбардировщик, как стая волков одинокого лося — наскоками, удар — отход и новый заход. Достаточно поджечь хотя бы один мотор или повредить управление, и тяжелый неповоротливый «Грифон» начнет отставать, выходя из зоны общего прикрытия своей группы. Тогда его уже ничто не спасет. Спасение было только в одном — сбиться в как можно более компактную группу-каре, как в давние времена пикинеры под атакой кавалерии, чтобы многократно перекрыть всю сферу огнем бортового оружия, встречая любую атаку статистикой плотного огня десятков стволов. Идти вперед и держать строй, во что бы то ни стало, даже если в баках сухо, экипаж перебит, а сам летчик истекает кровью.