Читать книгу - "Быстрее империй - Сергей Фомичев"

— Экспонаты я тебе организую, — пообещал Тропинин.

Его творческая мысль тоже не стояла на месте. Набив на дощечку пресса полдюжины толстых штырей, Тропинин начал выпускать перфорированный кирпич. Почти не теряя в прочности, тот оказался на четверть легче обычного, что, учитывая наши проблемы с сырьём и транспортировкой, становилось важным экономическим преимуществом.

— Кроме того, он теплее, — доказывал Лёшка, представляя мне образцы. — Физика из школьного курса. Воздух хуже камня проводит тепло.

Но с физикой из школьного курса товарищ дал маху. Раствор попросту заполнял перфорацию и сводил на нет все преимущества. К тому же сильно вырос расход извести. Но Лёшка ничуть не смутился и вместо сквозных отверстий стал делать углубления.

После серии опытов заводик выдавал уже по пять тысяч кирпичей каждые две недели. И сразу стало очевидно преимущество деревянного зодчества.

Нет, наши предки не были дураками. Из сожженного в печах и вёртках леса мы могли бы уже построить приличный городок, а кирпичей одной партии едва хватало на десять квадратных саженей капитальной стены. Кроме того, город из дерева смогла бы срубить небольшая бригада плотников, причём это ремесло на фронтире знал каждый, а каменное строительство вызвало к жизни целую отрасль с карьерами, заводами, складами, которая потребовала десятки людей, и всех их предстояло сперва обучить. И это оставляя за скобками, что стекло, железо и большинство инструментов всё равно приходилось таскать из России или даже Европы.

Но отступать я не собирался. Идея поставить каменный город, создать жемчужину американских колоний, превратилась в маниакальную.

— И когда ты собираешься остановиться? — спросил как-то Лёшка. — Когда, по-твоему, поселение превращается в город?

— Хм, — я, задумался.

В самом деле, какой же признак служит гранью между городом и деревней? Кабаки, гостиницы, музеи, театры, университет? Я прикрыл глаза, и ответ сам собой явился.

— Когда по улицам будут ездить извозчики! — провозгласил я.

Мне живо представился цокот копыт по мощённой набережной, крики чаек и ругань боцманов в гавани, и почему-то запах кондитерской. Я вздохнул и вернулся к работе. Прежде чем проехаться по набережной на извозчике, предстояло переложить не один миллион кирпичей.

* * *

За приятными строительными хлопотами я чуть не прозевал наступление осени. Наши землепашцы собрали первый скудный урожай картофеля, которого вряд ли хватит на прокорм тех, кто остался в Виктории. А моих поставок, словно голодные кукушата, дожидались артели на островах, контрагенты на Камчатке и Данила в Охотске. Пришлось оторваться от градостроительства и заняться северным завозом.

Доставив припас на Кадьяк, я неожиданно встретил Чекмазова со всем семейством. Он соорудил верстак рядом с крыльцом конторы и тесал доску. Дети, уже подростки, помогали однорукому отцу, а жена-камчадалка готовила что-то на открытом огне.

— Живой? — обрадовался я.

— Живой, — улыбнулся корабельщик. — Но, надо признать, чуть неживым не стал.

— Да. Мы тут тоже думали, что сгинул ты вместе с «Гавриилом».

— На островке малом зимовали. Пришлось там кораблик чинить. А чем чинить? Кроме ноевщины ничего нет. Кое-как залатали. Вот добрались, наконец. Тут хоть дерево есть.

— И Ромка цел?

— И Ромка. Все живы, окромя мальчонки одного потопшего. Народ-то на промыслах весь, а меня в домишко этот определили. И заняться особо здесь нечем. Вот доску готовлю, чтобы «Гавриила» зимой подновить, подправить.

— Значит пора вам дальше двигать. Работы у нас там невпроворот, а умельцев мало. Я тебе дом обещал?

— Обещал.

— Сделаю. Вперёд своего построю.

Я рад был за Чекмазова. Ему пришлось бросать дом и бежать по моей вине. Отвечать ещё и за смерть его семейства было бы тяжко. Может быть, и не стоило мне так сильно задирать нижнекамчатских? С уходом Чекмазова я лишился надёжной базы на том берегу. А база эта мне неожиданно потребовалась.

Я слишком далеко зашёл, как в смысле географическом, так и в деле собственной безопасности. Я ходил по лезвию бритвы в клетке с тиграми и жонглировал при этом горящими факелами. Круг знакомых и контрагентов расширялся, и далеко не все они умели держать язык за зубами. Следовало как-то объяснять людям моё одновременное пребывание в разных частях света.

Чтобы избежать нелепых слухов я вновь вызвал к жизни своих многочисленных родственников. Фальшивые братья, племянники, дядья распределились по России как сыновья лейтенанта Шмидта. Они заключали сделки и договоры от моего основного имени, такого же, впрочем, фальшивого. Если же паче чаяния какой-нибудь из клиентов встречал меня в разных ролях и местах, то не узнавал, подрастеряв за долгую дорогу прежнее впечатление. Я же для пущей верности старался разнообразить повадки и говор «родственников» и эта игра со временем стала затягивать. Лишь старые друзья не обращали внимания на многочисленные имена, что удерживало их сознание от шизофрении.

Демографический бум в виртуальной семейке неожиданно помог решить ещё одну важную проблему. Охотские и камчатские власти требовали наличия на промысловых кораблях комиссаров. «Оки государевы», должные присматривать за законом, сильно мешали жить вольному торговцу мехами. А долгое игнорирование властей могло подвести под петлю.

И мне вдруг пришло в голову, почему бы не пристроить к этому делу одного из многочисленных родичей? Коррупция — великая вещь, если у вас есть деньги. Она уничтожает государства, но помогает выжить одиночкам.

В Нижний острог пришлось пробираться с черного хода. После стычек с Тарпезниковым и его миньонами, взаимных подстав и стрельбы, соваться сюда одному было просто опасно. Единственным союзником оставался Никифоров. Но его запросто могло не оказаться дома. Поэтому я появился на реке ближе к вечеру, дождался пока совсем стемнеет и отправился на разведку.

На мое счастье московский купец оказался дома. Он не особенно обрадовался внезапному визиту, но добро помнил, а долг платежом красен, не так ли? За ночь Иван ввёл меня в курс местных дел, а ближе к утру помог незаметно попасть в острог.

Начальство вставало с рассветом даже если накануне предавалось блуду и пьянству. С рассветом начиналась жизнь, а значит и возможность содрать копейку. И хотя появление баламута вызвало изрядную головную боль, монеты, что возникли на столе, послужили неплохим болеутоляющим.

Как стало понятно из рассказов Никифорова, святое дело учёта и контроля здесь велось спустя рукава. Из-за нехватки кадров в городовые казаки верстали даже крещённых туземцев. Всё потому, что начальство обширной команды располагалось в Якутске и в такую даль ни разу лично не заглядывало. Но исполнения приказов требовало. А как и каким силами те приказы исполняются ему и знать не хотелось. Поэтому все кадровые вопросы отдавались на откуп местным приказчикам и командирам, а они находились в состоянии перманентной междоусобной войны, вызванной камчатским двоевластием. Лучшее время, чтобы половить рыбку в мутной воде.

— У меня есть племянник, — сказал я приказчику. — Старшей сестры моей младший оболтус. Запиши его в казаки и отправь со мной, как комиссара.

— Не много ли хочешь? — изумился наглой просьбе приказчик.

— Взамен я буду платить пошлину в нижнекамчатскую избу. Мне, знаешь ли, всё равно кому платить. А племянника к делу пристроить надо.

Охотские и камчатские начальники с самого начала промыслов конкурировали за пошлины со зверобоев. И хотя я до сих пор исправно платил в Охотск, тамошний командир другом мне не был. Уговаривались мы с Афанасием Зыбиным, а тот давно ушёл на пенсию.

— Воровать на пару с родичем станешь? — вопросительные интонации в голосе начальника пробивались едва-едва.

— Может и стану, — не стал я скрывать. — А только всё равно в казну сдаю больше всех остальных вместе взятых. И вопрос только в том, кто принимать будет? Ты, или, допустим, Фридрих Христианович в Охотске.

— Эта должность хлебная, абы кому её не дают, — возразил приказчик. — Тем паче всякой бестолочи со стороны.

— Так всю хлебность можешь себе оставить, — улыбнулся я. — Довольствие, жалование, что там ему причитается? А я ещё и сверху добавлю. Потому как племянник любимый и пора его в люди выводить.

— Посмотрим на него в деле. Пусть с Леонтием по жилам походит годок-другой, тогда и в море можно выпустить.

— Никак не получится на него посмотреть, — развел я руками, всячески показывая великое сожаление. — Со мной племянник уже, на том берегу. Ты бумажку-то справь, а с остальным я разберусь. Присмотрю за оболтусом, будь спокоен.

Спокойствие чиновника обошлось недёшево, но на любимой родне я не привык экономить. Выяснив, что и фамилия, и имя племянника совпадают с моим собственными, приказчик вновь полез в отказ. То ли заподозрил мою