Читать книгу - "Начало - Александр Нерей"

наших дворов проходил стекольщик. Он держался за руль велосипеда, на раме которого была закреплена полка со стёклами разных размеров. Чтобы все вокруг знали о его прибытии, стекольщик громогласно кричал своё: «Есть стёклы!» Горланил и шёл дальше. Так он искал покупателей и находил. Через некоторое время он снова проходил по улице, в надежде, что мы уже разбили какой-нибудь бабульке её окошко.

Бойцы поиздевались над предложением одиннадцатого, но, как не крути, оно было непохожим на остальные, а тем запоминалось.

— Опасность – Слива, — услышал я уже знакомый сигнал, а близнец продолжал: — Отступаем незаметно – Пора согрешить. Разбегаемся – В хоровод. Не вмешивайтесь – Моя копеечка. Больно – Щекотно…

Остальные сигналы Александра утонули в море смешков и издёвок, но он, ни на что не обращал внимания. Читал, сосредоточенно шевеля губами, только разобрать что-либо из-за шума было невозможно.

Напоследок он обозвал нас обзавтраканными ишаками, и все поняли, что это было выражение на свободную тему. На этом порядок был окончательно сорван, а я решил и вовсе не читать свои сигналы.

Как и в начале собрания, я стоял среди бушующего океана и призывал:

— Успокоитесь. Пора заканчивать, пока нас дед не разогнал. А ну, тишина! Цыц! Да, дайте мне хоть слово сказать. А ну, по домам, по мирам!

Наконец, мои призывы были услышаны, и все вскочили со своих мест.

— А твои ругательства? Которые принимаем для заучивания? Что с предложениями делать? — посыпались вопросы на командирскую голову.

— Слушайте, — собрался я довести собрание до конца. — Всё, что я придумал – дрянь детская. Кроме одного. Предлагаю вызывать друг друга щебетом синицы, — и сразу же просвистел своё «Тьи-пу, тьи-пу. Тить-тить». — Теперь расходимся, а то дед насмерть замёрзнет. Бумажки сложите на стол, я верну их на место. Потом решим, как выбрать лучшие сигналы.

Вот так закончилось первое собрание мировых служителей. Бестолковое, несерьёзное, но очень важное и нужное для будущего.

Когда остался один, собрал листки с предложениями, засунул в ящик комода и побежал спасать Павла от окоченения.

На дворе смеркалось, а вот деда на посту уже не было. Собрался стукнуть в окошко, но старик остановил меня, прошептав из-за окна: «Иди уже».

Я вежливо попрощался и убыл восвояси.

Глава 9. Неудача

Зима прошла так быстро, что я оглянуться не успел.

Сначала отложенное на выходные празднование дня рождения, до и после которого я учился не ревновать родителей и крёстных к братишке. Да и голова была занята другим: я зубрил клятву. Неистово зубрил, с надрывом. Чтобы ни о чём другом не думать.

Потом представлял, как поднимаюсь на вершину горы, как кланяюсь, как торжественно выговариваю каждое слово. Как двенадцатый мир принимает меня на службу и отвечает запахом цветов. Затем воображал, как мурашки выстраиваются в колонны и торжественно маршируют по спине и животу.

А когда настроение портилось по любой пустяшной причине, всякие дурные мысли забирались в голову и рисовали в ней жуткие картины, одну страшнее другой. В таких пугавших фантазиях мир хватал меня за ногу, швырял с вершины горы и ревел голосом Павла: «Мал ещё! Подрасти сначала! Уму-разуму наберись!»

Между тем, мы снова и снова собирались в сарае по нашим тайным делам, а после бродили по моему миру или по соседним. Веселились, как могли, но и дело делали, конечно, а заодно учились дисциплине.

Я быстро понял, что в одиночку воевать бесполезно и на правах старшего заставлял всех по очереди командовать собраниями и, само собой, отвечать за порядок. Каждый из нас испробовал на себе, как это обидно, когда тебя никто из братьев не слушает.

А вот с ругательствами гладко не получилось. Каждый упрямо не признавал, что собственные никуда не годятся, и настаивал на принятии именно их. Процесс выбора если не зашёл в тупик, то уж точно затянулся. Это меня не огорчало, не беспокоило, а учило здраво рассуждать, объективно оценивать предложения других, уважительно относиться… Или, просто, мириться с мнением других.

Конечно, если бы вокруг оказались прочие друзья, знакомые, одноклассники или ровесники, я бы и сам выказывал никуда не девшийся эгоизм. Но тогда рассуждал, что все вокруг равны, а, следовательно, равны их мнения на счёт собственных и чужих предложений. Стало быть, совершенно неважно чьё мнение одержит верх. Главное, чтобы мы знали сигналы, предложенные другими, и понимали, что они значат. Соображали, что будут иметь в виду братья, когда в непростой ситуации их озвучат.

Но неинтересные ругательства в наших головах ни в какую не приживались, и близнецам, предложившим их, приходилось с этим считаться. А вот моё предложение вызывать друг друга щебетом синицы всем понравилось, и меня то и дело высвистывали им из двора на улицу. За остальные свои сигналы мне было нисколечко не обидно, да и никто не препятствовал использовать их по моему разумению.

Я постоянно упражнялся в ораторстве, к месту и не к месту выкрикивал: «Раскудрили-раскудрявили», «Иттить колотить», «Едят меня мухи», «Вертушку тебе в ушко». И мне всерьёз казалось, что это я их придумал, а не услышал от взрослых или знакомой шпаны.

Не брезговал я и ругательствами других близнецов. Иногда у нас случались бесконечные соревнования, и главное было не стать тем, кто повторился, или кому нечего из наших ругательств выкрикнуть в ответ. Если кто-то повторялся или молчал, тот проигрывал.

В процессе таких шуточных баталий пополнялся наш словарный запас, оттачивалось уличное красноречие. Главное, что о настоящих неприличных словах нам тогда и слышать не хотелось. Может, именно в том была реальная причина, по которой нас заставили придумать неругательные ругательства?

Как бы там ни было, а зима прошла. Пришедшая весна принесла новые, до этого незнакомые мне чувства беспокойства и волнения. Я метался по двору, смотрел отсутствовавшим взглядом в даль, нехотя играл с ровесниками или бесцельно бродил по улице. Волновался, что время клятвы приближалось, а в том, что уже подготовился, твёрдой уверенности не было.

По выходным доставал отца расспросами о рыбалке на Кубани и её рукавах. О весеннем клёве на ставропольских прудах, по дороге на которые мы проезжали Змеиную гору. Отец вяло отнекивался. Объяснял, что на Кубани ранней весной делать нечего, а на пруды не проехать, потому что грунтовые дороги ещё не просохли. От всего этого меня мутило, и настроение портилось ещё больше.

Помощь пришла, как всегда, неожиданно. Отец сам предложил отправиться на Кубань. Погулять по берегу, подышать лесным воздухом, заодно