Читать книгу - "Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин"

долго, перебирал в пальцах тяжелые агатовые четки. Тишина в юрте буквально давила на нервы.

Наконец, он поднял на меня свои проницательные, чуть раскосые глаза.

— Твои слова сладки, урусский нойон, — его гортанный голос прозвучал спокойно, но в нем не было ни капли тепла. — Но яд часто прячут в меду. Ты говоришь, что пришел помочь нам. А кто ты? От чьего имени ты говоришь? От имени Белого Царя? Покажи мне его грамоту с большой печатью.

Тут я почувствовал первый укол холода. Рассказать про благожелательное отношение властей к моему предприятию я не мог. Даже потенциальным союзникам не следовало знать о сделке в Зимнем Дворце.

— Нет, я здесь сам по себе.Белый царь тут не при чем.

Нойон на это лишь криво усмехнулся, и в этой его усмешке было столько векового опыта, что все мои петербургские интриги показались детской игрой.

— Мой дед тоже слушал сладкие речи, — продолжал он, и его голос стал глухим, будто полным застарелой боли. — Он поверил вождям восставших и поднял свой род против маньчжуров. Когда пришли цинские каратели, те вожди уже были далеко в горах. Солдаты богдыхана сожгли наш главный монастырь и вырезали каждого третьего мужчину в моем улусе. Головы наших воинов они сложили в пирамиду у дороги, чтобы внушить страх остальным. Голову моего деда они положили на самый верх. Эту пирамиду видел мой отец, будучи мальчишкой. А я всю жизнь видел шрамы от нагаек на его спине.

Он замолчал, и эта картина — пирамида из голов посреди степи — встала между нами невидимой стеной. Все мои аргументы о выгоде и оружии казались теперь пошлой, неуместной болтовней.

— Ты говоришь, Цин слаб, — продолжил нойон уже другим, жестким тоном. — Но его слабость — далеко, за Великой стеной. А здесь, в двух неделях пути от моего стойбища, в Улясутае, стоит их гарнизон. Их тысячи тысяч, урусский нойон. Тысячи тысяч. А вас — горстка. Кто защитит мои юрты и моих детей, когда вы уйдете в свой поход на юг? Ты?

Я молчал. По-своему он был абсолютно прав. Мой план, такой логичный и безупречный на карте в Иркутске, здесь, в этой юрте, разбивался о простую, жестокую реальность. Я попытался было сказать, что мой отряд стоит сотен цинских солдат, но осекся, увидев холодное презрение в его взгляде.

Он понял, что у меня нет ответа и, поднявшись, дал мне понять, что разговор окончен.

— Ты — гость на моей земле, — произнес он, соблюдая древний закон. — И я не выгоню тебя. Разбивайте свой лагерь у дальнего ручья. Но помощи от меня не жди. И не смейте трогать моих людей или мой скот.

Мы вышли из юрты в холодные, серые сумерки. Возвращались к своему отряду в гнетущей, тяжелой тишине. Офицеры были мрачны и злы. Я же прокручивал в голове каждую фразу, каждый взгляд, каждый жест.

Нда, блин. Восток — дело тонкое. Мы проиграли сейчас не потому, что мое предложение было плохим или нойон — трусом. Просто я с самого начала говорил не на том языке. Пришел к ним, как к дикарям, пытаясь купить их верность оружием и напугать силой.

Вновь я окинул взглядом холодную, серую степь вечернюю степь, всю в проплешинах не растаявшего снега. Разочарование, горькое, как полынь, все еще стояло в горле. Но времени на рефлексию не было. Если гора не идет к Магомету, значит, нужно построить вулкан у ее подножия.

Вернувшись в лагерь, я не стал делиться с остальными деталями провала. Они увидели все по нашим лицам. Не дожидаясь вопросов, я собрал командиров.

— Лагерь перенесем сюда, — я ткнул пальцем в карту, указывая на долину у ручья. — Укрепляемся по всем правилам. Часовые, секреты, дозоры. Мы на чужой земле.

Затем я подозвал Пржевальского.

— Николай Михайлович, хватит сидеть без дела. Берите десяток казаков и Хана. Ваша задача — разведка на юго-восток. Мне нужны сведения о бродах, колодцах, пастбищах. Все, что сможете найти. Хан, — я повернулся к проводнику, — твоя задача отдельная. Ищи дунган. Ищи их беженцев. Мне нужны их сабли и их ненависть к маньчжурам. Действуйте.

— Изя! — крикнул я. — И ты, Соломенцев! Пустите слух, Урусский нойон покупает верблюдов и телеги. Много. Платит чистым серебром, не торгуясь. Нанимает погонщиков и проводников. Платит щедро. Пусть эта новость летит по степи быстрее ветра.

Но главный приказ был отдан для себя. Пора было доставать из рукава козырь, который я приберег на крайний случай.

— Далее. Господам командирам — отобрать мне из каторжан всех, кто на «ты» с металлом. Кузнецов, слесарей, мастеровых с заводов. Всех сюда. устроим здесь передвижную мастерскую.

На лицах офицеров отразилось недоумение. Какая мастерская в голой степи? Впрочем, перечить никто не посмел.

На следующее утро уже в новом лагере, специально расчищенной и огороженной площадке кипела работа. Из недр одного из саней, под моим личным присмотром, извлекли тяжелые, промасленные части мощного винтового пресса. Бывшие каторжане, угрюмые мужики с лицами, будто высеченными из камня, на глазах преображались. В их руках знакомые инструменты — молотки, зубила, гаечные ключи — казались продолжением их самих. Забыв о каторжном прошлом, они с азартом собирали знакомый механизм, переругиваясь вполголоса по-заводскому.

Вскоре бывший кузнец, здоровенный детина Ивашка, сноровисто раздувал походный горн. Вскоре над лагерем поплыл запах раскаленного железа и каменного угля. На столы, поставленные поодаль под усиленной охраной, выложили мешки с селитрой, серой, углем и самые ценные ящики — с динамитными шашками и мотками бикфордова шнура. Наш маленький, импровизированный арсенал начал свою работу.

Я лично показывал технологию, которую подсмотрел у Константинова.

— Смотри сюда, — говорил я, отмеряя компоненты для пороховой мякоти. — Пропорция — ключ ко всему. Ошибешься на фунт — и вместо ракеты получишь просто-напросто сраный фейерверк, который повеселит китайцев. А нам надо, чтобы они в штаны наложили. Понял?

Готовую смесь засыпали в тяжелую стальную пресс-форму. Двое дюжих каторжан, сплюнув на ладони, навалились на рычаг винтового пресса. Раздался протяжный, мучительный скрип металла.

— Жми! Еще жми! — командовал я.

Из формы извлекли плотный, твердый, как камень, пороховой цилиндр с идеальным каналом по центру.

— Вот. Это — сердце ракеты, — я поднял его, показывая остальным. — От него зависит, полетит она или взорвется у нас под ногами.

Работа пошла. Одна группа под моим руководством прессовала топливные шашки. Другая, под началом