Читать книгу - "Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт"

розетками а-ля ягуар смотрелся замечательно. Изумрудные глаза сверкали, усы торчали, ушки ровными треугольниками украшали круглую голову — я объективно был куда представительнее Бориски, Евдокима или Чижика. Достойную конкуренцию мне составляли Эдик и Ёжиков.

Моя шерсть не была слишком длинной, но и совсем гладким назвать меня не поворачивался язык. У меня были очень симпатичные баки и забавные меховые галифе. Кстати, многие пушистые столичные денди стригли шерсть на теле, оставляя «родной» мех только на морде, лапах и хвосте. Эта мода только-только пришла в Котовию из Фырфырции.

Казалось бы, вопрос, как вести себя при линьке, глубоко личный, и каждый волен поступать так, как ему удобнее. В кошачьем мире это имело прямо-таки политическое значение. Сторонники «старины глубокой» полагали, что гребни и прочие новшества подрывают мораль и насаждают чуждую культуру. Кстати, мой дед в своё время подал в отставку с должности министра, когда Государь попал под влияние западолюбивых «М» и велел при дворе в обязательном порядке использовать гребни. Афанасий Васильевич, приверженец «старого строя», возмутился и отбыл в семейное имение, отказавшись от государственной службы.

На завтрак я отправился достаточно поздно, благо мои занятия в тот день начинались не с самого утра. В коридоре застал нового старшего лакея, который, громко возмущаясь вчерашним происшествием с уборными, жаловался инспектору по хозяйству на Назара и Осипа. Мне стало неловко: ведь виноваты они ни в чём не были. Я попросил инспектора на пару слов.

— Назар и Осип замечательно справляются, мы ими очень довольны.

— Рад это слышать, Василий Матвеевич. Другие ко мне обращаются только с жалобами. Лишь вы да Эдуард Аркадьевич доброжелательны к обслуге.

Я мило улыбнулся и поспешил в столовую. Эдик тоже наслаждался отсутствием первого урока, неторопливо допивая простоквашу, он сразу подсел ко мне:

— Борис за завтраком был зол, как пёс. Ёжиков разошёлся до такой степени, что вчера засыпал туалетными опилками его кровать.

— Я видел Бориску, он смену белья требовал. Эффективное слабительное оказалось, — ответил я.

— Запиши название, вдруг ещё кому пригодится, — хохотнул Эдик. — О, смотри-ка, твой научный вернулся!

Действительно, к нам приблизился Старокотов:

— После обеда жду в кабинете! — строго произнёс он. — Не отвлекайте кузена, Пушехвостов. Он прирождённый учёный, а не прожигатель жизни, как некоторые.

— Ну да, конечно. И по вечерам мятное пиво не хлещет, заедая колбасками, — ухмыльнувшись, шепнул мне друг. — Васенька повзрослел и прозрел.

— Но всё равно буду работать над диссертацией, — так же тихо ответил я.

За неделю больничного Щукин и Старокотов собрали новый гаситель. Как большинство местных магических артефактов, тот имел форму шарика, но был чуть массивнее предыдущих. Он с первой попытки приглушил всю магию в кабинете, но только в радиусе полуметра и всего на десять минут. Но Старокотов был доволен как слон. Мы с Котёночковым посовещались, поспорили, потом, наконец, сошлись в расчётах и внесли исправления в магическую формулу. Щукин обещал в течение десяти дней подкорректировать модель. Настроение у всех было приподнятое: мы вышли на финишную прямую, хотя не менее месяца, а лучше полтора, нужно было испытывать наш гаситель, выявляя все подводные камни его использования, перед тем как демонстрировать Государю.

Академия постепенно забывала про смерть Масянского, только прислуга тихо перешёптывалась между собой и избегала заходить в его спальню. На замену профессору временно взяли внештатного преподавателя — он жил вне стен академии. После недолгих обсуждений комнату переоборудовали для хозяйственных нужд, однако местные коты всё равно её сторонились. Вредный Чижик через Евдокима пустил слух, что в коридорчике временами появляется призрак, печально стонет и какает под дверью. Правда, видимых следов его деятельности не остаётся, всё-таки потусторонняя сила.

Доверчивый Мальков даже уговорил отца Федора прийти на наш этаж, чтоб заупокойной молитвой успокоить блуждающую душу. Андрюша, узнав об этом, радовался как ребёнок.

Меня все больше занимали мысли о том, как преподнести семье и знакомым мой неожиданно проснувшиеся магические способности, и принялся искать книги, посвящённые похожим проблемам. В хранилище нашлась пара диссертаций о позднем проявлении силы, и я засел за их изучение, чтоб составить стройную теорию о своём случае. Я не собирался никому, даже отцу, сообщать, что умудрился утащить магию у профессора и канцлера. Да мне самому иногда это казалось бредом: оба дара мне, представителю «К», достались от «М» — извращённая шутка небес. Странно, что привидения Валерьяныча и Мурлынова меня не преследуют, возмущённо воя по ночам. Или я слишком крепко сплю?

К середине второго месяца весны огласили списки ассистентов на государственном экзамене. Выпускники заканчивали свой учебный год гораздо раньше, чем остальные классы. К моей неописуемой радости, меня внесли в тот лист, следовательно, я должен был оказаться в одной аудитории с принцессой. Уже за пару дней до знаменательной даты занялся, как и многие, наведением красоты. Разумеется, я понимал, что Анна едва ли заметит и запомнит меня среди прочих преподавателей, но предстать перед ней хотелось в достойном виде.

В назначенный день академия стояла на ушах с самого раннего утра, ожидая Её Высочество. Чести экзаменоваться на глазах члена императорской фамилии удостаивался не каждый поток. Ударить мордой в грязь не хотелось никому. Ректора и всех, кто работал на старших курсах, лихорадило со страшной силой. Вдруг принцесса будет разочарована? А бюджет академии существенно зависел от государевых дотаций.

Заранее прибыли дополнительная охрана и часть свиты. С выпускниками репетировали выход к кафедре, за которой им предстояло держать ответ за годы, потраченные в этом котоугодном заведении. Младшие курсы готовили праздничный концерт для гостей академии. Разучивались очередные гимны, прославляющие Императора и Великую Котовию. Декламаторы протяжно мычали оды в честь принцессы Анны, словесники помогали разыгрывать какие-то сценки пьес, одобренных Попечительским советом.

Накануне экзаменов я плохо спал. Впервые за долгое время. Мне снилась какая-то чушь: то Чижик в роли террориста, швыряющий бомбу в царскую карету, то Борис, пронзающий меня кинжалом на глазах Анны, то Евдоким, взрывающий в процессе химического опыта главное здание. Я просыпался с ватной головой, выпивал стакан воды, снова проваливался в кошмар, мучился, с трудом выбирался из него, чтобы через несколько минут погрузиться в следующий.

Утром я встал не в самом лучшем расположении духа, опасаясь, не был ли один из тех бредовых снов вещим. Я мог быть спокоен только за Дусика: никаких занятий по химии в торжественных мероприятиях предусмотрено не было. Хотелось верить, что правдохваты удовлетворились ликвидацией Мурлынова, но гарантию в этом никто дать не мог. И тут я вспомнил о своём намерении запереть Чижика на время визита канцлера. «Лучше перебдеть, — решил я. — Извини, Андрюша,