Читать книгу - "Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир"

пазухи магии, когда Мерсиморн каким-то образом отключила все его провода разом. Как будто он вдруг превратился в девять миллионов магнитных частиц, отталкивающихся друг от друга. Бог-некромант в человеческом теле взорвался – ведь это было всего лишь человеческое тело.

Он распался на части, и эти части устремились в разные стороны, и комнату затянул красный туман. Туман осыпался прахом, а прах обратился в ничто. Мерсиморн стояла, мокрая от пота и чего-то еще, но совершенно чистая.

Она обернулась к Августину. Она больше не плакала.

– Совершилось, – сказала она.

Кстати, я снова осталась сиротой. Но твой мозг не позволил мне об этом задумываться.

52

Святой терпения встал и подошел к ней. Она сгребла его за рубашку.

– Это должна была быть я, – сказала она со странным неземным спокойствием, – я не хотела, чтобы это был ты. Я не хотела, чтобы это все-таки был ты, Августин… это мой грех.

– У нас есть несколько часов, – неуверенно сказал он, – если мы немедленно проскочим через Реку…

– То увидим, как гибнет наш народ, собственными глазами. Мертвые планеты уже могли сойти с орбиты. Мы не знаем. Мы не знаем, сколько времени нужно, чтобы отменить Воскрешение. Миллионы людей… миллионы наших людей. Нет, я должна была это совершить. Я не очень хорошая, Августин, и уж точно не добрая.

Впервые за все время подала голос Ианта. Прошелестела еле слышно:

– Что ты сделала, старшая сестра?

– Убила Доминика, – ответила Мерсиморн. – Убила Вторую, Третью, Четвертую, Пятую, Шестую, Седьмую, Восьмую, Девятую и Первую, хотя кому до нее какое дело? Он мертв. Его больше нет. То, что он удерживал, должно исчезнуть. Солнце должно было погаснуть сразу, и серые библиотекари первыми узнают об этом. Потом Седьмые, потом Родос. Все системы, которые создал Джон, погибнут. Все Дома слышат сейчас предсмертный стон своих систем жизнеобеспечения.

– Нам нужно спасти их, – кое-как выговорила я, – немедленно.

– Это невозможно, – Мерси была спокойна, как смерть.

Ианта – кто бы мог подумать – сказала:

– Как ты можешь так говорить? Ты даже не попробуешь?

– Доминик взорвется через несколько минут, курочка, – сказал другой ликтор. Он тоже был спокоен, как умирающий. Я один раз в жизни видела такое спокойствие, и не на лице живого. Так спокойна была мертвая девушка, которую изрезали в постели, в которой я велела ей лежать. – Он превратится в черную дыру, которая затянет в себя всю систему. Девять домов мертвы.

– Девять домов исчезли, – эхом отозвалась Мерсиморн, – все кончено. Мы всегда планировали массовую эвакуацию, но у меня был шанс, и я им воспользовалась. Я им воспользовалась, Августин. А теперь я умру и войду в Реку.

– Нет, – сказал Августин.

– Августин, ты обещал мне, что, сделав это, мы немедленно бросимся в ближайшую звезду.

– Да, когда это было фантазией, – ответил он. Как будто в комнате никого не было. Святой долга, державший в руке пылающий уголек, походил скорее на статую, чем на человека, Ианта смотрела куда-то в пространство и казалась совсем ребенком, несмотря на свой рост, крошечным и растерянным. Я и думать не хочу, как я выглядела.

– Это был идеальный план. План, который мы никогда бы не смогли исполнить, честно говоря. Ты сделала свой ход, ты должна была это сделать, и Дома погибли. Звери Воскрешения никуда не делись.

– Ты не заставишь меня…

– У тебя остались дела, радость. Если ты покончишь с собой прямо сейчас, все останется не в лучшем состоянии. А это на тебя не похоже.

– Мы так не договаривались, – угрюмо сказала она.

– Не повезло. Задача выполнена. Раз уж ты решила запятнать свои руки, оставив мои чистыми, придется тебе смириться с тем, что ты выбрала не того человека для договора о совместном самоубийстве. Ненавижу их. Кристабель могла испортить все, что сделали мы с Альфредом, но теперь настала расплата. Мы собираемся обойти все оставшиеся корабли, умолять о перемирии изо всех… привлечь эдемитов на свою сторону. А потом мы найдем место, где сможем исполнить свое былое обещание. Где-то существует дом, не оплаченный кровью. Не для нас, но для тех, кто остался. Дети всегда будут рождаться. Дома всегда будут строиться. А на могиле некромантии засохнут все цветы.

У нее дернулось горло:

– Августин…

Ликтор молча обнял ее. Они хватались друг за друга, как дети, которым приснился кошмар. Так же молча они расцепились.

– Он был прав, – тихо сказала она, – прощения не существует.

– Так давай же искать забвения, а не прощения. Похорони меня рядом с собой в своей безымянной могиле, радость. Мы знали, что это наша единственная надежда – пережить все это. И молиться о собственном конце. Мы и дальше будем ненавидеть друг друга, моя дорогая, мы слишком долго и страстно друг друга ненавидели, чтобы это прекратилось. Но мой прах ляжет в одну могилу с твоим.

Августин впервые поднял голову и посмотрел на свою застывшую аудиторию. Самым оживленным ее участником было, кажется, тело Цитеры, окончательно покинутое моей матерью.

– Возмездия не будет, Гидеон? – спросил он. Лицо его было смертельно белым, застывшим, а руки дрожали. – Я думал, что ты захочешь взойти на его костер.

Я открыла рот, чтобы ответить, и вздрогнула, когда грубый человек в моих солнечных очках сказал:

– Нет.

– Скажи я, что я не удивлен, я бы соврал, – сказал Августин. – Но и скажи я, что не рад, тоже бы соврал. Нас осталось трое. Альфа, бета и гамма.

Гидеон посмотрел на догорающую сигарету в своей руке и сказал:

– Августин, ты должен кое-что знать…

Белая вспышка.

Она обожгла нос изнутри и горло. Она резанула по глазам. Потекли кровавые слезы. Это был не свет, а… внезапность. Когда вспышка исчезла, как будто ее и не было, как будто промелькнула галлюцинация, время остановилось.

Этот свет вытянул все цвета из мира. Все двигались очень медленно, все обратилось серой мешаниной, распахивались глаза, растягивались губы в крике. Я попыталась повернуть наше тело – вдруг там лежала граната, на которую следовало бы рухнуть – и среди тысячи оттенков серого разглядела алое.

Частицы праха собирались в воздухе. Они вылетали у меня изо рта, выпадали из волос Ианты. Сначала облако было совсем бледным, цвета розового рассвета, потом сделалось вишневым, потом – темно-багровым. Прах взлетал в воздух, колебался там и стягивался в одну точку, как пылинки, танцующие в луче света. Порыв ледяного ветра пронесся по комнате, ударив, словно бичом, собрав весь прах в одно багровое пятно. Прах стал слизью, слизь сгустилась, а потом это горячее и алое обратилось