Читать книгу - "Нашествие. Попаданец во времена Отечественной войны 1812 года - Юрий Григорьевич Корчевский"

там и французов поменьше. А почему туда направился – объяснить не смог бы. Изредка видел людей. Завидев Алексея в форме француза, они прятались. На углу, на первом этаже здания, аптека. Уровень лекарств примитивный, как и медицины. Во время сражения под Бородино у французов был один врач – Ларрей и два подмастерья. В русском войске – Вилье с помощниками. Вытаскивали пули, перевязывали, проводили ампутации раздробленных ядрами конечностей. Из анестезии – стакан вина и палка в зубы. Инструменты мыли в ближнем ручье, из-за чего гангрена после операции случалась часто.

Дверь аптеки сорвана с петель, валяется рядом. Зашел Алексей. Многие склянки с мудреными названиями на полках стоят, мародеры ничего не утащили, а вот со спиртом – нет. Наверняка по запаху нашли и выпили. Уже уходить собрался. На ступеньки вышел и остановился. Что-то глаз зацепило, вернулся. Фармацевт явно учился своему ремеслу, потому как названия на склянках на латыни написаны, этом международном языке медиков – неважно, врач ты или аптекарь. Трактат на латыни легко могут прочитать медикусы любой страны. (Кстати, латынь хорошо знают и изъясняются на ней католические священники.)

Алексей стал читать названия на склянках. Почти все незнакомы. И вдруг – «Arsenicum», мышьяк то есть. Сильнейший яд, известен с древности, со времен Древнего Рима и Греции. Во времена Наполеона во многих странах применялся в виде мазей для лечения сифилиса. В шестнадцатом-семнадцатом веках это заболевание было большим наказанием для Европы. Завез его из Америки Христофор Колумб, его люди. Даже в составе мази для наружного применения вещество было очень токсичным. Алексей снял банку с полки. Как он применит яд, пока не решил. Рядом с мышьяком была еще одна банка. Надпись – «Cyanide». Да это же цианистый калий! Яд посильнее мышьяка. Если при отравлении мышьяком первоначальные признаки напоминают симптомы холеры – рвота, понос, слабость, – то при отравлении цианидами клетки утрачивают способность усваивать кислород из крови, и любой живой организм погибает от удушья, кислородного голодания. Выделил его в чистом виде шведский аптекарь Карл Вильгельм Шееле в 1762 году.

Интересно, что сильнейший яд обезвреживается в организме сахаром. Только об этом мало кто знает. Потому, когда Гришку Распутина отравить пытались, тот уцелел, так как ел пирожные.

Мышьяк Алексей отставил в сторону, а банку с цианидом прихватил, сунув за пазуху. Плохо, что нет заплечного ранца или сумки с ремнем через плечо. Дальше по улице находился торговый дом Самсонова, почти полностью разгромленный. Но здание не сгорело и не разрушено. Если у купца имеется денежка на черный день, то товары купит и торговля снова процветать будет. Хотя, когда французы покинут Москву, в цене будут строительные материалы, в первую очередь пиленый камень, кирпич, доски, гвозди, а еще строители всех специальностей. Каменщики, печники, столяры и плотники, а также краснодеревщики, занимающиеся изготовлением мебели из благородных сортов дерева – ливанского кедра, карельской березы, африканского черного эбенового дерева. Многие усадьбы полностью уничтожены: здания, подсобные помещения – кухни, конюшни, каретные сараи. Но земля так за владельцем и осталась, поскольку куплена. И землица в местах хороших – в парке либо рощице, обязательно с берегом реки, коих в Москве много.

Но жалко Алексею. Не денег дворянских, а уничтоженной красоты. Усадьбы строились по проектам известных архитекторов, их вид ласкал глаз и душу. Многие из зодчих уже ушли в мир иной, а чертежи уничтожены пожаром. Восстановят, но выглядеть они будут уже иначе.

Зато в полусгоревшей продуктовой лавке Алексей обнаружил сахарную голову. С виду – как пирамида. По размеру они разные, потому и вес отличается, от двух фунтов до десяти. Эту голову не унесли, потому как от огня оплавился сахар, корка жженая образовалась, темно-коричневая. Но если ее сколоть, вполне в пищу употреблять можно. Конечно, Алексей бы предпочел сахарной голове мешок сухарей, да только выбора не было. Так и нес ее, завернув в тряпицу. Ежели на костре воду в котелке вскипятить, да с сахаром вприкуску, вполне съедобно получится. А еще говорят, что сладкое способствует ночному зрению. Утверждать не стал бы, но где-то читал.

Вернулся Алексей в усадьбу, ставшую их временной базой.

– Ой, с трофеями тебя! – обрадовался Матвей. – Харчи?

– Сахарная голова. Обгорела немного, так корку соскребем. С кипяточком вкусно будет.

На костре в котелке согрели воду. Пока вода грелась, поели ветчины. Алексей вздохнул. Для двух здоровых мужиков мясного деликатеса на два дня осталось. Надо думать о пропитании. На голодное брюхо не повоюешь, ослабнешь. Матвей, как вода закипела, аккуратно обухом топора «сахарную голову» расколол. Внутри сахар белый, огнем не испорченый. На мелкие куски раздробили – и в кипяток. Вечер прохладный – все же осень, – и кипяток подслащенный хорошо пошел, изнутри согревал. Так и прихлебывали, пока котелок не опростали.

– Спать давай.

Улеглись рядом, так теплее. Уже за полночь шаги услышали, проснулись. Алексей пистолет приготовил. Две тени с лестницы через выбитые двери в комнату вошли. Один мешок с плеча на пол сбросил.

– Пущай пока полежит. Усадьба-то пустая. А мы еще за одним сходим.

Снова мародеры! Не любил эту братию Алексей. Нормальные мужики в ополчение идут, партизанят, в деревнях с вилами на фуражиров нападают. Какую-никакую, а пользу приносят. А эти как гиены шастают.

– А ну стоять! – взревел Алексей.

Мародеры бросились бежать. Торопились, перепрыгивали через ступеньки. Пара секунд – и уж след их простыл.

– Стрелять надо было, – посетовал Матвей.

– Это в крайнем случае, шум нам не нужен.

– Тогда посмотрю, что в мешке.

Темно, но Матвей сумел горловину развязать, запустил руку.

– Ну что там? – не выдержал Алексей.

– Вроде как сухари.

Раздался хруст, потом чавкание.

– Ржаные сухари! Целый мешок!

– Отлично! Где-то со склада утащили, причем русского.

– Почему так решил?

– Французы рожь не выращивают, сухари у них только пшеничные.

– Хорошо живут.

– Я не об этом. Где-то недалеко есть брошенный склад. Отыскать бы. Займись завтра.

– Утречком мешок в подвал спрятать надо, наш запас. А ты куда?

– Посмотрю, где французы воду берут.

– Знамо где – в реке!

– Это понятно. Но не ведрами же носят. У них кухни есть, готовят еду, стало быть, как-то доставляют ее.

– Сдалась тебе вода для кухни! Или водовозом к ним напроситься хочешь?

– Я бы не против.

– Поделись, что задумал.

– Сначала задумку проверю.

Оно только кажется, что в Москве две реки – Москва-река и Яуза. На самом деле есть десять главных и полторы сотни небольших. Какие-то реки под землю упрятали, как Неглинку или Пресню; какие-то грязные (Лихоборка или ручей Черторый), вода из них для приготовления