Читать книгу - "Кукла-талисман - Генри Лайон Олди"

– С клеветой, – повторяет он. – Тебя оклеветали?

– Ты поверил лживой банщице. Прогнал меня. Все поверили, даже ты. Но я вернулся, Кохэку. Новое тело, новое имя. Новая судьба. Я пришел к тебе в театр, боялся признаться…

– Я не узнал тебя. Я чуть не убил тебя.

– Не плачь, мой янтарь.

– Имори…

– Вор! Мерзавец!

Дикий, заполошный визг едва не обрушивает крышу на наши головы. Ввинчивается в уши, раздирает слух в клочья:

– Вор! Ты решил украсть мое имя?

Красавица на ложе превратилась в разгневанную ведьму:

– Какой ты Имори, негодяй?! Ты лжец!

Актер не слушает ее. Гора, и та содрогнулась бы от этих ужасающих воплей, но Кохэку лежит на мне, словно утратив способность двигаться, и плачет как дитя:

– Имори! Прости меня…

– Слезь с него! Оставь его! Он лжет, он не Имори…

Женская личина сползает с хозяйки дома, превращая красавицу в красавца:

– Это я Имори! Кохэку, я Имори!

– Он лжет, – шепчу я актеру. – Не верь ему.

– Это я Имори!!!

– Он лжет. Сперва он хотел отправить тебя в ад. Хотел, чтобы ты задушил меня, угодив под фуккацу. Это злой дух, призрак банщицы. Она оклеветала меня, теперь она хочет обмануть тебя…

Кохэку поднимает голову. С истовой уверенностью, рожденной отчаянием, тычет пальцем в онрё:

– Ты лжешь! Гнусная банщица!

– Приглядись! – взвывает призрак с не меньшим отчаянием. – Я Имори! Ты оттолкнул меня, предал; я решил, что жить больше незачем…

– Ложь! Обман!

– Обман, – соглашаюсь я, осторожно выползая из-под Кохэку. – Она лживая тварь. Я Имори, не сомневайся…

– Негодяй! Верни мое имя!

Обуян бешенством, призрак вертится на ложе, словно киотская юла. Одежды его превращаются в летящие полосы ткани, намотанные на заостренный стержень из бамбука. Кровь, снег, перламутр. Листья клена, листья ивы, тигровые лилии. Журавли в облаках. От такого зрелища у меня кружится голова.

– Кохэку, я Имори! – крик призрака бьется в стены. Должно быть, безымянная улица давно проснулась и сейчас дрожит в страхе. – Вспомни, мы любили друг друга! Неужели ты поверишь этому мерзкому прощелыге?

– Сам прощелыга, – обижаюсь я. – Иди отсюда, умри спокойно…

– Это я Кояма Имори!

– Нет, я.

– Я призрак! Дух Имори! У меня нет ног!

– А у меня есть, – отмахиваюсь я. – При чем тут ноги?!

– Я настоящий дух Имори! У меня нет ног!

Юла взметывается к потолку. Кимоно задирается, открывая голубоватый туман там, где у обычных людей находятся коленки, голени, стопы. Плывущая походка духа становится мне понятной.

– У призраков нет ног! Я дух Имори!

Я грожу ему пальцем:

– Мало ли у кого нет ног? У калек, например. Это ведь не значит, что все калеки – Коямы Имори?

Не правда ли, служба дознавателя меня кое-чему научила?

– Да, у тебя нет ног. Ты призрак. А у меня есть, потому что я не призрак. Я Кояма Имори после фуккацу. Я ношу обычное человеческое тело: с ногами, руками, ушами…

– Лжец! Подлый лжец!

– Какие ваши доказательства?

– Я докажу! Докажу! Кохэку, смотри на меня…

Я вовремя успеваю отползти к стене. Иначе призрак, будь он хоть трижды бестелесным, снес бы Торюмона Рэйдена быстрее, чем нога пьяницы отшвыривает бумажный фонарь. Онрё падает на колени перед Кохэку, вцепляется тому в плечи. Смуглая кожа актера бледнеет, выцветает: не кожа, пепел.

– Вспомни, Кохэку! Мой янтарь? Разве я когда-нибудь звал тебя так? Даже в самые пылкие наши мгновения я не произносил этих слов! Я звал тебя Коман, по самой удачной твоей роли…

Губы актера трясутся.

– После смерти я принял твой облик, – призрак уже не кричит. Шепчет одними губами. – В этом обличье я завлекал всех, кто отрекся от меня, всех, кому желал отомстить. Я – это ты в роли Коман. Твой вид, твоя одежда. Ты не узнал меня? Не узнал себя во мне? Да, я ненавидел тебя. Ненависть толкнула меня на отвратительные поступки, превратила в чудовище… Но даже так я носил твой облик в памяти, не отпускал тебя ни на миг. Это все, что осталось несчастному Имори за порогом смерти. Прости меня, Кохэку!

– Имори?

Актер рыдает. Хватает призрака за плечи:

– Имори! Это же ты!

Не знаю, можно ли трясти онрё. Кохэку трясет:

– Имори! Как я мог не узнать тебя? Как мог ошибиться?

Мотает головой в мою сторону:

– Обманщик! Вот он, Имори!

– Ты последний, – шепчет призрак. – Я сказал тебе, что ты будешь последним. Так и случится. Ты будешь последним, кто видит меня здесь, в этой колыбели горестей, клеветы, измен…

– Имори!

Дурманящий аромат хиганбаны хлещет в дом от крыльца. Затапливает комнату, прибоем ударяет в стены. Колышется тяжкими волнами – так, что я задыхаюсь, хрипя, хватаюсь за грудь. И опадает, расточается, зыбкими нитями уходит в щели.

Исчезает.

Запаха больше нет. Цветок мертвеца утратил свое темное очарование. Нет и призрака. Я упустил момент, когда Кояма Имори покинул дом, а может, и весь мир живых.

– Не плачьте, – говорю я, обращаясь к Кохэку. – Пойдемте отсюда.

Он не слышит. Не встает. Приходится тащить волоком.