Читать книгу - "Дар (Посвящение. Ритуал) - Диана Волкова"

двадцати от грузовика. Две патрульные машины, машина скорой помощи и небольшая группа зевак из соседней деревушки расположились вокруг, пожарные заливали остатки пламени.

Люди, столпившиеся у места происшествия, сочувственно переговаривались, понизив голос почти до шёпота:

– У них не было никакого шанса!

– Водитель уснул за рулём.

– Нет. Говорят, он потерял сознание.

Заметив на обочине четыре огромных полиэтиленовых мешка, в которых медики обычно перевозят мёртвые тела, Ивонн пошатнулась и схватилась за горло. Приступ паники сдавил грудь, она не могла дышать. Беспомощно открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, Ивонн успела только подумать: «Если бы не снизила скорость, в одном из этих мешков могла быть я».

***

Ивонн откуда-то сверху наблюдала странную картину.

Вот она, ещё маленькая пятилетняя девочка, сидит на бабушкиной кровати. На коленях – огромного размера заветная бабушкина шкатулка, которую та никогда не позволяла ей трогать, ни под каким предлогом.

Ивонн такое отношение бабушки к старой потрёпанной вещи казалось более чем необычным, ведь она разрешала правнучке абсолютно всё, что могло взбрести той в голову, прощала любые шалости.

Она даже бровью не повела, когда Ивонн разбила красивый фамильный чайник, который наряду с другим нехитрым скарбом проделал большой путь из Петербурга в Орлеан, куда родители бабули и их восемь детей перебрались в 1916 году.

Собираясь впопыхах, опасаясь вызвать у соседей подозрения раньше времени, они решили тогда взять самое ценное – и как память о России захватили с собой только этот чайник, пару серебряных сувениров и небольшую икону работы одного из известных в то время мастеров.

Именно поэтому шкатулка стала для Ивонн как бы наваждением, она решила, что непременно разберётся, что же такое ценное и необычное она может хранить в себе, почему бабуля вздрагивала всякий раз, когда Ивонн тянула к шкатулке ручки, просила показать содержимое.

Теперь всё разъяснится. Бабушка ушла с соседкой на рынок, чтобы купить к ужину свежую рыбу, а тётя, которой поручили нянчить Ивонн, ненадолго вышла в сад набрать клубники. Но даже если тётя и обнаружит племянницу, играющую с бабушкиной шкатулкой, то ничего не заподозрит – о запрете тётя ничего не знала, а об особенном отношении бабушки к своей любимице, которую она постоянно баловала, знали все.

Ивонн могла сидеть в таком положении ещё долго, наслаждаясь предвкушением раскрытия великого секрета, невольно прислушиваясь к голосам в саду и к еле уловимому шуму улицы, доносящемуся со стороны калитки.

Наконец решившись, она открыла шкатулку. И на секунду замерла от неожиданности: такого поворота она никак не ожидала.

В старой бабушкиной шкатулке, оформленной красивой резьбой и так привлекательно пахнущей старым деревом и лаком, лежала стопка потрёпанных старых писем, тщательно перевязанных лазоревой шёлковой ленточкой.

Были там ещё старинный гребень из серебра, украшенный жемчужинами, миниатюрная дамская шляпка-таблетка, которые носили в начале века, подкалывая булавкой на высокую причёску, и шёлковый носовой платок с вышитыми изумрудной ниткой буквами Б и К.

Ивонн ещё раз пересмотрела содержимое: ничего, указывающего на опасность, в шкатулке не было.

Сокрушённо вздохнув, Ивонн решила исследовать письма. Какое-то время она ещё сомневалась, что найдёт в них хоть что-то интересное, но, вдруг решившись и не раздумывая дольше, потянула за край ленты и развязала узелок.

Взяв в руки первое письмо, Ивонн заколебалась. На русском языке она могла читать лет с трёх, но то были крупные печатные буквы в книжках или бабушкины аккуратные письменные буквы, которые она старательно выводила для правнучки, чтобы та могла их повторить.

Письмо же было написано неровным почерком: среди букв неразборчивого мелкого текста Ивонн обнаружила какие-то странные закорючки, которые не могла узнать.

Но деваться было некуда, любознательность и упрямство взяли верх, и она начала читать – сначала по слогам, потом быстрее, всё более уверенно разбирая почерк.

То, что было написано, повергло девочку в шок. Она жадно вчитывалась в каждое слово, каждую новую строчку, внезапно осознавая причину бабушкиного запрета. Содержимое письма Ивонн запомнила, как и всё, что она читала, наизусть.

«Дорогая моя Сашенька!

Пишу тебе из Орлеана, куда мы с Олей и Верой наконец добрались.

Город поражает своим великолепием. Всё так, как мне и представлялось благодаря твоим письмам. Кузина Мишель встретила нас хорошо, мы все пребываем в добром здравии, слава Богу.

Но мне совершенно необходимо с кем-то говорить о том ужасе, который мы все претерпели в Петербурге. Здешняя атмосфера совершенно не располагает к такого рода откровениям, да и, признаться, мы с Мишель не настолько близки. Не в пример тому, как близки мы с тобой были когда-то, мой дорогой друг.

Сашенька, мы с mon cher Николя давно подозревали, что надвигается беда, да и ты писала, что у Иванны были «видения», убеждала ехать скорее.

Признаться, я не до конца понимала всю серьёзность нашего положения. Тем более что мой Николай никак не мог покинуть службу, я его уговаривала, плакала – всё зря. «Дезертирство не для меня» – весь его ответ на мои уговоры.

Я видела его в последний раз в тот вечер, когда случилось ужасное. Он тогда собирался ехать в Москву по приказу. Подробностей я не знаю. У меня уже были собраны вещи и деньги на всякий случай.

Пишу сумбурно, прости, мой друг, мы пережили такое, я не знаю, как описать словами. Но ты должна это знать. Всё, что говорила Иванна, чистая правда. Бедная девочка, она это всё видела!

Там такое творилось три дня, что не осталось ничего живого во мне! Горы трупов!

Но с начала, мой друг.

Той ночью я увидела в окно толпу вдалеке, услышала приближающийся шум. Я успела только поднять сонных детей и схватила дорожную сумку, которую готовила для этого случая. Даже не верила до конца, что она может пригодиться!

Когда выбежали на улицу, нас не успели увидеть, и мы пошли в дом лавочника, там всё было решено, его жена взяла с меня двадцать тысяч золотом. Она нас укрыла, а тем людям сказала, что это дети её покойного брата. Я отсиживалась в погребе.

Когда обыскивали дом, я так испугалась, что залезла в бочку с солёными огурцами. Только молила Бога, чтобы детей не тронули. Эта женщина дала нам лохмотья, чтобы нас не раскрыли.

Через три дня, когда всё стихло, я рискнула выйти на улицу. То, что я там увидела, – это ужас! Трупы, горы трупов! Весь город! Стоял смрад, собаки ели эти трупы. Двери и окна зданий все сломаны, кучи мусора.

Я решила