Читать книгу - "«Колыбель» Победы - Герман Романов"

Вот только заблуждаться по поводу их силы, вернее полного бессилия, не приходилось. Корпус территориальный, сформирован из военнослужащих бывшей литовской армии – обе дивизии, 179‐ю и 184‐ю, отводили от границы в тыл, опасаясь восстания. В результате массового дезертирства численность сократилась фактически до двух полков – едва 6 тысяч бойцов и командиров. И это произошло без всякого воздействия врага, с первыми залпами войны 29‐й корпус сразу начали уводить за Двину. 126‐я дивизия понесла огромные потери, в две трети от штатного состава, и представляла пусть обстрелянное, но слабое соединение в четыре с половиной тысячи бойцов и командиров, по большому счету бригаду.

Это все, что смогли найти и выделить в виде помощи. Резервов не было как таковых. 27‐я армия пока держала фронт своими двумя корпусами. 24‐й территориальный у Пушкинских Гор, сформированный из латышей, хоть и «усох» порядком до десяти тысяч личного состава в своих двух дивизиях, занял позиции и даже отбивался от пытающихся пройти вперед нескольких немецких батальонов. Врагу больше мешало отсутствие дорог и местность: заболоченная пойма Великой – достаточно серьезное препятствие. Преодолеть ее не смог моторизованный корпус генерала Манштейна, который попал чуть позже в плен – Ватутин уже имел удовольствие побеседовать с вражеским генералом и сделал для себя достаточно серьезные выводы.

Находившийся южнее Пушкинских Гор старинный городок Опочка, второе возможное направление вражеского наступления, обороняли части 65‐го стрелкового корпуса, собранные с бору по нитке. Управление корпусом с началом войны стало совсем «пустым», там кроме штаба не имелось никаких соединений. Теперь включили две потрепанных стрелковых дивизии – 5‐ю и 23‐ю, отступившие от самой границы, и сведенную в бригаду 46‐ю танковую дивизию. Оборону пока держат, вот только через несколько дней ситуация может резко ухудшиться. Дело в том, что 22‐я армия начала отход к Великим Лукам, к позициям на реке Ловати, обнажая левый фланг 27‐й армии. Ее тоже нужно отводить, но тогда немцы выйдут в тыл Псковско-Островского УРа.

Это плохо – судьба сражающейся 11‐й армии будет вскоре предрешена, дорога на Ленинград открыта для 4‐й танковой группы Гепнера, что только и ждет момента для рывка вперед. Нет, меры предприняты заблаговременно и одобрены Генеральным штабом – по северному берегу Черехи на Порхов и далее по Шелони до Ильменского озера возводится оборонительный пояс, в тылу которого спешно готовится еще одна позиция – Лужский рубеж. Нужно только время для занятия войсками, а его может и не хватить.

Проблема состоит еще в том, что все три армии окажутся оторванными друг от друга большими озерами, сражаться они станут поодиночке, не имея опоры на «соседа». Нужны резервы, чтобы закрыть «Невельскую дыру», а их нет. На переформирование отведены дивизии 21‐го и 3‐го механизированных корпусов. Первый упразднен, последний приходится буквально собирать, 2‐я танковая и 84‐я моторизованная дивизии фактически наголову разгромлены противником. И вот звонок от генерала Жукова – к концу июля на фронт начнут прибывать вновь сформированные стрелковые дивизии, значительно ослабленного, нового по военному времени штата, без гаубичного артполка. Оттого ценность этих соединений, «детища перманентной мобилизации», весьма условна. Но это и есть самые ценные резервы!

Снова возникает проблема острой нехватки времени – за две недели может произойти много чего, и отнюдь не самого приятного. А собственных резервов нет. В Порхове пополняются 33‐я и 188‐я дивизии и 42‐я танковая бригада, еще дальше в тылу имеются только части 5‐го воздушно-десантного корпуса из трех бригад, в каждой из которых и батальона не наберется – все, что осталось от отчаянных атак советских парашютистов на Двинск. И где же взять силы, чтобы скрепить южный фланг фронта, что трещит по швам?!

Вариант только один – необходимы две ленинградские дивизии, из тех что перевозят на Псковско-Новгородский рубеж, и 1‐й мехкорпус генерала Лелюшенко, что развернут восточнее Пскова. Но вот здесь нужен приказ от маршала Ворошилова, а он его не отдаст. Командующий фронтом генерал Собенников попытался взять резервы у Гловацкого без санкции главкома и получил жестокий разнос от «первого маршала».

– А если попросить Николая Михайловича походатайствовать? Ведь не может не понять, что это крайне необходимо?!

Для любого военного такая мысль показалась бы дикой – через своего подчиненного просить вышестоящее командование?! Но таковы реалии – к доводам Гловацкого маршал Ворошилов прислушается, тот у него на особом счету сейчас, пользуется доверием. Еще бы – Псковский УР единственный на всей «старой границе», который удалось удержать.

– А ведь стоит это сделать! Стоит…

Генерал отвлекся от мысли – в дверь осторожно постучали, все же ночь на дворе, и, дождавшись разрешения, в кабинет начальника штаба фронта вошел дежурный связист с рубиновыми кубиками старшего лейтенанта на черных петлицах. В руке картонная папка с бумагами.

– Товарищ генерал! Только получены радиограммы из Пскова, а также из Гдова, от командующего Чудской флотилией!

Ватутин взял листки и кивком головы отпустил связиста. Прочитав текст, генерал почувствовал себя плохо, рванул воротник кителя – ему не хватало воздуха. Тяжело опустившись на стул, он машинально посмотрел на время, поставленное в тексте.

– Час тому назад?! Как все некстати случилось! Но почему же мне не доложили раньше?!

Ватутин не любил крепких слов, но тут облегчил душу. Посмотрел на второй листок – и выругался как заправский сапожник, в три колена. Если в радиограмме начальника штаба 11‐й армии говорилось, что командующий тяжело контужен и отправлен гидросамолетом в Ленинград, то капитан 1‐го ранга Аврамов доложил, что данный МБР‐2 флотилии почти сразу же после взлета сбит над Псковским озером фашистским истребителем, авиация врага активно летает – стоят «белые ночи». Поиски генерала Гловацкого моряками уже начаты, отправлены катера.

Чуть отдышавшись, Ватутин решил, что нужно немедленно сообщить о случившейся трагедии с командармом‐11 в Генштаб, поисками виновных в нерасторопности можно заняться чуть позднее. Но не успел протянуть руку к телефону, как тот требовательно издал зуммер. Догадываясь, кого он сейчас услышит, моряки явно оказались намного быстрее своих сухопутных коллег, Николай Федорович обреченно поднял трубку, будто налившуюся свинцом, и услышал гневный голос генерала армии Жукова:

– Какого хрена не доложил про Гловацкого?! Почему я должен узнавать от наркома флота?

Командующий 11‐й армией генерал-лейтенант Гловацкий

Псковское озеро

Странно чувствовать свое тело каким-то полностью одеревеневшим, будто в полено превращенным. Словно любимый сын небезызвестного папы Карло. Такое «состояние Буратино» можно испытать наяву и в крепком сне. Вот тут главное не перепутать реальность и наваждение. Правый бок жгло что-то очень горячее и мягкое, сверху тоже тепло, а под спиною шершавое, колючее и холодное. И ветерок чувствовался, влагой наполненный, приятно холодил лицо. И мысли потекли в голове, тягучие как патока.