Читать книгу - "Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир"

на одной стороне, Девятая. Я перед тобой в долгу. Но все изменилось.

Теперь твой язык словно бы приклеился к небу. Бывшая рыцарь Шестого дома бесстрастно посмотрела на тебя и добавила:

– Я сожалею, если это вдруг поможет.

– Не поможет.

– Согласна.

– Позволь мне спросить одну вещь. Один-единственный вопрос. Ради всего, что я сделала для тебя и главного стража Шестого дома.

Камилла посмотрела на тебя рассеянно и наконец сказала:

– Спрашивай. Я не буду обещать, что отвечу.

– Кто забрал вас из дома Ханаанского? С кем ты, Гект?

– Вы зовете их Кровью Эдема.

* * *

Вечером Мерсиморн спустилась, чтобы забрать тебя с поверхности планеты, которую ты убила, почти не задумываясь. Ты ничего не чувствовала и ничего не говорила, что полностью устраивало твою наставницу, потому что и ей нечего было сказать тебе, кроме:

– От тебя пахнет грязью.

Она молча отвезла тебя обратно на Митреум. Ты смотрела на удаляющуюся планету через окно. Она совсем не изменилась, разве что огромные глыбы льда на экваторе чуть-чуть потрескались. Она была абсолютно мертва, и скачущие по ней животные еще не подозревали об отложенном смертном приговоре. Черви копошились в жалкой зловонной дыре в твоей душе.

35

– Мне очень жаль, Девятый, – сказала Абигейл тем же нерешительным, добрым и заботливым тоном, каким ты бы сказала кому-то, что его котенок никогда не вырастет в тигра. – Я не эксперт в области психометрии, а рапира такая старая, что тебе понадобились бы настоящий эксперт Шестого дома и дьявольская удача. Она принадлежала твоей прапрабабке девять поколений назад, так? И ее использовали недолго?

– Таков, – послышался тихий похоронный голос рыцаря Харрохак, который казался еще тише и похороннее из-за прикрывавшего лицо шарфа, – был характер уступки.

– Клинок меняли?

– Рукоять оригинальная, если не считать яблока, – пауза, – и части эфеса.

– Хорошо. Нет никакого шанса, что на нее… попадала кровь?

– Ее использовали. Она рассказывала, что балансу делали комплименты. Ее трогали, пожалуй, двадцать или тридцать секунд.

– В перчатках.

– Таков обычай.

– Ортус, – сказала она, – меня этому не учили. Я думаю, наши шансы очень невелики. Ну, примерно, как шансы на то, что Магнус наткнется на тайный вход в утраченные кладовые Императора Неумирающего. Это даже вероятнее, пожалуй, поскольку я прихожу к выводу, что они расположены вдоль лаборатории, а не… ладно, неважно. Сэр, мне очень жаль, но… Преподобная дочь, это ты?

Вряд ли кто-то другой мог стоять на пороге, не желая пересекать его, и слушать остаток разговора. Харрохак держалась невероятно тихо, даже ряса не шуршала, но некромантка Пятого дома, как выяснилось, очень хорошо слышала.

– Мы привыкли к Жанне и Исааку, сами понимаете, – сказала она, как будто это что-то объясняло.

Исчезнуть в коридоре или пойти в наступление и ответить «Нет»? Никакой надежды. Преподобная дочь скользнула в промороженную библиотеку, как будто ее увидели, когда она просто открыла дверь. Пятая и ее собственный рыцарь стояли перед полкой со старыми мятыми картами. Он держал свой древний ржавый клинок на ладонях, будто предлагая его некромантке с ласковым взглядом. Она втирала какое-то прозрачное вещество в неровную рукоять. Ортус, как всегда одетый в черное, печальный и грустно раскрашенный, решил повсюду таскать с собой свои плетеные, покрытые черной тканью корзины. Капюшон он беззаботно откинул назад, обнажая свежевыбритую голову. В таких условиях постоянное бритье приобретало отчетливый оттенок мученичества. Выглядел он так, будто решил вскрыть именинные подарки на день раньше, а его за этим застигли. Дыхание вырывалось из-под черного шарфа, прикрывавшего лицо, бледным облачком.

Гребаный туман превратился в мокрый снег, а снег чуть позже сменился льдом. Снег начал падать, как вулканический пепел, примерно через неделю после первого града. Он попадал в трещины в окна и бросался в лица всем, кто выходил в незащищенные залы и коридоры дома Ханаанского. Иногда снег бывал красным, и тогда лед, копящийся в трещинах пола и в стальных посадочных площадках, становился глубокого, неприятного багрового цвета. Свежие овощи погибли, и пришлось перейти на консервированную пищу. Конструкты в радужных набедренных повязках продолжали ловить рыбу в незамерзающем соленом море, но Учитель увидел их улов и запретил его готовить – а также смотреть на него.

Но снег и кровавый лед оказались меньшими из изменений, пришедших в дом Ханаанский.

Ортус сунул рапиру в ножны – скорее осторожно, чем изящно, – и спросил:

– Как продвигаются приготовления, госпожа?

Абигейл сказала одновременно с ним:

– Харроу, не стоит передвигаться в одиночестве.

– Куинн и Диас сопровождали меня до конца коридора. Мы наложили все заклинания, – сказала она. Харроу не утруждала себя шарфами и постоянно жалела об этом. Губы у нее потрескались, краска на лице – тоже, как бы сильно она ни пудрилась. В результате священный череп напоминал старую фреску.

– Независимо от их эффективности, что-то они нам да скажут. Если Спящий заденет их при движении – одно, если не заденет – то другое.

– Вы не пытались передвигать саркофаг? – сказал ее рыцарь с крошечной долей надежды в голосе.

– Пыталась, разумеется, – сказала Харроу, и он передернулся и закрыл глаза, – без толку. Его невозможно сдвинуть с места. Диас попыталась поддеть панели, чтобы прикинуть размер саркофага, но он больше всего похож на колонну. Не то чтобы я сильно надеялась просто выкинуть его в океан, но признаю, что я в некотором затруднении.

– Госпожа, вы могли разбудить его.

– И это тоже дало бы мне информацию.

– Я бы не хотел, чтобы вы так вольно обращались со своей собственной жизнью.

– Ты предпочел бы, чтобы я вольно обращалась с твоей? – Харрохак вовсе не хотела говорить гадости. Она вообще думала, что это его подбодрит. Но темные глаза Ортуса вдруг застыли, как будто их сковал заоконный холод, уголки рта опустились, и он тихо сказал:

– За этим я здесь.

– Ты ненавидишь лабораторию. Ты умираешь там от страха. Ты умолял не брать тебя туда.

– Да.

– Тогда не ной, когда все делается так, как ты хочешь, – отрезала Харроу, и оба рассердились. Она знала, что он зол – потому что разговор пошел не по его тщательно продуманному плану. Она знала, что зла сама – потому что каждый раз, когда она пыталась чуть-чуть смягчить остроту своего языка, он парировал ее уколы. Эти разговоры были почти невозможны для Запертой гробницы, но после приезда в дом Ханаанский она начала их… ждать. Она не стала как-то замедлять этот поток, просто спросила:

– Мы договорились? Все ясно?

– Кристально, – грустно сказал ее рыцарь.

Абигейл делала вид, что очень занята, как умеют только в Пятом доме.