Читать книгу - "Побег - Бекс Хоган"

Она отходит в сторону и исчезает за деревьями. Ее черный камуфляж Змеи идеально сливается с окружающей обстановкой. У меня поднимается адреналин – прекрасное равновесие между страхом и лихим возбуждением, – и я осторожно направляюсь следом за ней. Я ступаю легко, стараясь не спугнуть Грейс своим присутствием, однако через мгновение ее рука вылетает из-за дерева и бьет меня точно в живот. Оказавшись вдруг без воздуха, я подаюсь назад, но все же успеваю увернуться от следующей атаки. Она предпринимает новую попытку, бьет ногой высоко, но на сей раз я этого ждала, перехватываю ступню и отталкиваю. Теперь равновесие теряет Грейс, и я пользуюсь ее секундной слабостью: обрушиваю на нее град ударов руками, который она с трудом отражает.

О подобном размене я могу только мечтать. Мы обе рады оказаться на открытом воздухе, размяться, освежить головы, с готовностью принять вызов и остаться голодными до победы. Скоро у меня по спине уже течет пот, а я все никак не подберу ключик к защите Грей.

– Давай же! – подбадривает она меня. – С годами ты потеряла прыть.

– Просто не хочу тебя обидеть.

– Да уж как-нибудь переживу.

– Сама напросилась.

Подпрыгнув, я хватаюсь за ветку и делаю мах в ее сторону, так что она успевает лишь нагнуться. Я приземляюсь у нее за спиной и жду, пока она встанет. Она атакует первой, и мне приходится отражать бесконечный поток ударов. Наши руки двигаются все быстрее, пока я не делаю то единственное, что способно положить этому конец: обхватываю ее корпус ногами, а мое платье завязывает нас узлом. В итоге мы обе летим на землю, где переглядываемся и разражаемся хохотом.

– Неплохо, – говорит Грейс, поднимаясь. – Совсем неплохо.

– Благодарю. Дальше что?

Она протягивает мне пистолет.

– Видишь вон то дерево? – Она указывает на слегка искривленный ствол с выступающими наростами. – Попади в него.

– С удовольствием.

Я давно не стреляла, но целиться умею, и скоро воздух наполняется пороховой гарью.

Когда мой указательный палец начинает болеть от надавливания на спусковой крючок, я делаю паузу.

– Хорошо, – говорит Грейс. – Меня впечатлило.

В ее голосе слышится облегчение.

– Что стряслось?

– Ничего. – Она потирает шею. – Просто я рада видеть, что ты в порядке. – Я встречаюсь с ней взглядом и понимаю, что она не до конца откровенна. – Однако всегда есть место для совершенствования. Продолжай.

Мы тренируемся допоздна, солнце уже клонится к западу, сумерки сгущаются. Когда мы уже почти ничего не различаем, Грейс говорит:

– Ладно, пора идти.

Однако я замечаю, что она направляется вовсе не туда, откуда мы пришли.

Предполагая, что у нее на то есть свои причины, и радуясь возможности оттянуть возвращение на «Деву», я следую за ней. Мое платье все усыпано порохом, и от меня разит битвой. Когда мы выходим из леса, от света у меня начинают болеть глаза. Мы рядом с морем, но не у той бухты, где оставили в ожидании нашу шлюпку. Огромные глыбы черных камней смешиваются с водорослями, усыпанными угольным песком, и, переступая через них, я представляю себе, какие у меня грязные ноги. Впереди вижу полуразвалившийся домик, и Грейс, похоже, ведет меня именно к нему. Она уже слишком долго молчит, так что, когда мы приближаемся в постройке, у меня начинает сводить живот. Остановившись перед дверью, она поворачивается ко мне:

– Что бы ни произошло, я с тобой.

И, не дожидаясь ответа, заходит внутрь.

Когда я переступаю порог, атмосфера заметно меняется. Дом пуст и заброшен, похоже, мы первые, кто за много лет оказался в его четырех стенах… если не считать тех, кто нас уже ждет. Вся основная команда «Девы» в сборе и стоит полукругом. Они смотрят на меня – даже Бронн, играющий желваками. Отец ждет в центре комнаты. Кто-то стоит перед ним на коленях, со связанными за спиной руками и мешком на голове. Я моментально улавливаю запах страха. Рядом с собой чувствую каждую мышцу напряженного тела Грейс и понимаю, что должно произойти нечто ужасное.

– Дитя мое, – начинает отец, и меня охватывает озноб предчувствия. – Сегодня важный день. Он знаменателен для нас не только твоим рождением, но еще и тем, что для тебя наступило время Посвящения.

Моего Посвящения! Я и предположить не могла, что оно случится сегодня. По правде говоря, я вообще сомневалась в том, что оно когда-нибудь состоится. Я давно боялась этой минуты, но теперь не остается ничего, кроме как взглянуть страху в глаза.

– Что я должна делать?

Я пытаюсь говорить пафосным тоном, соответствующим случаю, но если честно, то это попытка сказать хоть что-то. Отец подходит ко мне, берет за руку, мгновение держит и вкладывает мне в ладонь пистолет, свой пистолет. Потом отступает на шаг, пока я пытаюсь не задохнуться.

– Убить его.

Он указывает на стоящего на коленях пленника.

Желчь подкатывает к горлу.

– В чем его преступление?

Отец пожимает плечами:

– Ни в чем.

О нет, ну пожалуйста! Не может ведь мое Посвящение заключаться в хладнокровном убийстве? Должно же быть что-то еще.

Я смотрю на отца, который отвечает мне тем же. Паника растет, я бросаю взгляд на Грейс, чье лицо окаменело, хотя глаза выдают сомнение. Напряжение в комнате можно пощупать, и я сомневаюсь, дышит ли тут вообще кто-нибудь, кроме отца.

– Хочешь, чтобы я убила его? Безоружного? Невиновного?

Впервые мой голос обнаруживает отвращение к отцовским приказам, и на его лице моментально вспыхивает недовольство.

– Да.

Комната начинает кружиться, и я закрываю глаза, пытаясь не упасть. Вот оно, то мгновение, к которому меня вели всю мою жизнь. Настало время сдать отцовский экзамен и занять место рядом с ним – выхода нет, выбора тоже. Либо это, либо смерть.

И я с полной ясностью осознаю, что не смогу этого сделать, не стану. Моя рука опущена, пистолет смотрит в пол. Я отказываюсь стать отцовским чудовищем.

Когда наши взгляды встречаются, его изумление очевидно.

– Убей!

Я мотаю головой, и хотя понимаю, что мой мятеж означает, это противостояние в итоге кажется облегчением.

– Нет.

Отец делает шаг, оказывается прямо передо мной и одним ударом кулака отбрасывает меня назад с такой быстротой, что я валюсь на пол, а пистолет выпадает из руки. Возвышаясь надо мной, он снова орет, приказывая стать палачом, угрожая мучениями, пока я не подчинюсь, и осыпает градом ударов. Зная, что так и будет, я все равно только сжимаюсь, а боль не становится менее реальной. Я только и могу, что сносить побои, прикрывая из последних сил лицо руками, не зная, сколько это будет продолжаться, и подозревая, что всегда.