Читать книгу - "Сложенный веер - Сильва Плэт"

— Значит, парализаторы…

— Можешь отрубить ветку чала в нашем саду и махать ею на меня с расстояния в три метра. Эффект примерно тот же, — улыбается Хьелль. За время, прошедшее после гибели Сида, они с сыном впервые ведут такой долгий разговор. Он поворачивается спиной, идет к балкону, чтобы распахнуть створки…

— Если я сейчас нападу, ты успеешь? — раздается сзади.

— Я ожидал, что ты спросишь. Нет, не успею. Я уже остановился и чувствую, что ты еще нет.

— Тогда почему ты поворачиваешься спиной? Я же мог не спросить, а напасть сразу?

— Не мог, — Хьелль всей грудью вдыхает вязкий болотный воздух и поворачивается лицом. — Ты сын своего отца. Он всегда спрашивал, прежде чем сделать мне какую-нибудь гадость. Или хоть намекал.

— Не уходи от темы.

Хьелль ощущает бег внутреннего времени Кори, тот даже не думает останавливаться, хотя внешне ведет себя вполне дружелюбно и даже мечи убрал.

— Почему погиб мой отец?

— Я же сказал. Это было самоубийство.

— Да что ты несешь?!! — секунды Хьелля для Кори сжимаются в крошечные мгновения. «Он может решить сейчас все одним ударом, если ему не понравится, что я скажу. А ему не понравится. Но я не хочу врать своему сыну. Даже Сид бы сейчас не стал врать. Хотя кто знает…» — перед Хьеллем встает красивое лицо с игольчатыми ресницами и недовольно поджатыми тонкими губами. Нет, я не буду врать тебе, Кори.

Хьелль снова присаживается на край массивного стола.

— Кори, когда-то, много лет назад, мы с Сидом совершили ошибку. Мы сочли, что наши жизни ничто перед будущим великой империи Аккалабата. Что если для этого будущего требуется, чтобы у планеты был лорд-канцлер и у этого лорд-канцлера были наследники, то все остальное может катиться в пасть к демону Чахи. В том числе и наша дружба.

Я был у Сида под дуэмом с шести лет. И как только нам стукнуло по пятнадцать, мы только и делали, что изворачивались, пытаясь сохранить себя друг для друга. И для Аккалабата тоже. Мы были молоды, сын, мы думали, что можем переделать мир под себя… и, святая Лулулла, как же нам было хорошо тогда! Сид стал лорд-канцлером, я — верховным маршалом Аккалабата. Мы воевали с Локсией, и это казалось бесконечным…

Хьелль замолкает: воспоминания уносят его слишком далеко от этой комнаты, в которой все сильнее пахнет цикониями и болотом. Он не видит, как Кори перегибается через край дивана, у которого стоит, роется за спинкой, вынимает пыльную бутылку крепкой локсийской настойки, давнюю заначку Медео, выбивает пробку, пьет — долго, задыхаясь, как воду… Когда бутылка оказывается у Хьелля перед носом, он возвращается к действительности.

— Ты меня совсем не боишься, — констатирует Кори, усаживаясь в кресло.

Лорд Дар-Халем машет свободной рукой, заглядывает скошенным глазом в бутылку, недовольно качает головой, бросает ее через всю комнату Кори обратно.

— Это несерьезно, — говорит он неизвестно о чем. — В общем, Сиду всегда был нужен я, а не деле. Он не ожидал, что после трансформации меня настолько не будет рядом с ним, и не смог свыкнуться с этим. Мне было проще: я вообще ничего не помнил. А он все эти годы ненавидел женщину, которая жила рядом с ним, рожала ему детей…

— Он любил тебя, — пересохшим от волнения голосом говорит Кори.

— Любил и ненавидел. Любил, потому что иногда ухитрялся увидеть в ней что-то из прошлого, и ненавидел, потому что твоя мать не могла заменить ему друга, Кори. Она всегда говорила не то, давала не те советы, которые дал бы Хьелль Дар-Халем, не так слушала, не так улыбалась…

Он и вас за это не любил. Он считал, что пожертвовал другом для того, чтобы продолжить род Дар-Эсилей, и предъявлял к вам непомерные требования. Он хотел, чтобы вы были похожи на меня, и не желал ничего иного. Рождение Элджи было для него настоящим ударом: малыш провинился уже тем, что мастью пошел не в меня. А уж когда выяснилось, что фехтовальщика из него не получится… Ты не представляешь, чего мне стоило то, что Элджи до сих пор жив…

— Он же не мог хотеть его убить? — Кори формулирует совсем не по-лорд-канцлерски, но Хьелль все понимает.

— Маятник качался между «совсем плохо» и «еще хуже». Каждый раз, когда Сид поднимал на него руку, мне приходилось бросаться между ними и в буквальном смысле принимать удар на себя. Сид тут же вспоминал, что в прежней жизни тем, кто получал по морде при наших спорах, был он… и все начиналось заново. Покорная, нежная деле его не устраивала — ему всегда была нужна строптивость Дар-Халема рядом.

— Это не повод для самоубийства.

— Повод, сын. В последний год он уже дошел до точки. Он всегда боялся одиночества, а оно обступало его со всех сторон. Элджи уехал на Анакорос, ты сидел на Когнате, Медео уже тогда был неуправляемым, и мы вечно грызлись из-за него. Сиду, вечно недоверчивому и в силу своей должности вынужденному сторониться других даров, не с кем было поговорить, не с кем выпить… и только тихая, всегда улыбающаяся жена дома. Я бы тоже свихнулся, что говорить. И его грызла совесть. Он до конца считал, что сломал мою жизнь, хотя я тысячу раз говорил ему, что это не так.

— Это не так? — эхом переспрашивает Кори.

Лорд Дар-Халем хмуро крутит головой.

— Я был счастлив. Была счастлива, как только может быть счастлива деле. С любимым человеком. Прекрасные дети…

— И даже когда ты начал (Кори с усилием проглатывает окончание женского рода) фехтовать со мной? Тебе не хотелось вернуться?

— Абсолютно. Мне было хорошо. Фехтование только мешало. Честно.

— Но если ты подозревал, что отец дошел до точки, почему ты не остановил его? Почему ничего не сделал?

— Ты не слушал меня, Кори? Твоего отца мог остановить один человек в мире — Хьелль Дар-Халем. Мнение леди Дар-Эсиль для него ничего не значило, было пустым звуком. Твой отец совершил самоубийство, чтобы избавиться от леди Хеллы и ее чертовых детей. Для него все это выглядело так, будто он убил меня своими руками… он так и не смог излечиться от этого чувства.

Кори морщится, но пропускает мимо ушей земное ругательство, брошенное отцом. Все это так непривычно для него: сам их разговор, осознание того, что за браком их родителей стояли какие-то отношения, о которых он ничего не знает…

— А как остальные? — спрашивает Кори. Бутылку все это время он крутит в руках.

— Остальные? — Хьелль хмурится, пытаясь нащупать нить беседы.

— Остальные дуэмы. У них ведь этого не происходит. Даже если карун и дойе с детства были вместе во время альцедо.

— Откуда ты знаешь?

— Я ничего не знаю, — пьяно и покладисто соглашается Кори. И тут же добавляет совсем другим тоном:

— Я даже представить себе не мог.

— Чего ты не мог представить?

— Что ты настолько лучше меня.