Читать книгу - "Vita Nostra. Работа над ошибками - Марина и Сергей Дяченко"

Лиза тут же вытащила сигарету из кармана спортивных брюк и щелкнула зажигалкой.

— Третье задание на экзамене, — шепотом сказала Сашка. — Что у тебя было?

Лиза, зажав сигарету в губах, все так же держала перед лицом огонек зажигалки, длинный, светло-оранжевый, и смотрела в огонь остановившимся взглядом. Так продолжалось несколько секунд. Сашка испугалась, что Лиза сейчас швырнет ей в лицо эту зажигалку.

Наконец Лиза вздохнула и выдохнула, закурила, глубоко затянулась, убрала зажигалку в карман.

— Не собираюсь обсуждать детали, — сказала глубоким, спокойным, почти равнодушным голосом. — Но по сути — нас присвоили. Как мы присваиваем вещи или понятия…

Левой рукой, свободной от сигареты, она потянулась к телевизионной панели, и рука удлинилась, будто телескопическая антенна, вытянувшись метра на три. Коснувшись экрана, ладонь расплылась, растеклась тонкой пленкой, стали видны кости и сухожилия и сквозь них — диктор, читающий прогноз погоды. Секунда — диктор закашлялся, прижимая ладонь к горлу, не в силах сказать ни слова, глядя в камеру испуганными глазами. Лиза отняла руку от экрана. Заискрил провод за панелью. Экран погас.

— Как мы присваиваем вещи, понятия или людей, — повторила Лиза, разминая пальцы. — Но мы уже — после экзамена — части Речи. Ни один из нас не целое и никогда не будет целым, а только часть, фрагмент…

Сашка помахала рукой перед лицом, отгоняя дым, и отступила на несколько шагов. «Речь будет пользоваться вами», — сказал когда-то Олег Борисович Портнов…

Сашка встала на цыпочки перед телевизионной панелью и дотянулась до экрана. Присвоила пластиковую рамку, начиненную электроникой, но не ощутила внутри ничего, кроме микросхем, контактов и типовых плат.

— Молотком постучи, — насмешливо сказала Лиза за ее спиной. — Отличница.

— Теперь ты у нас лучшая на курсе? — Сашка потерла ладонь.

Кожа почесывалась, как после пары комариных укусов.

— «Пятерка» у Физрука, — самодовольно заметила Лиза, — это десятка у любого другого препода.

— Ты будешь очень полезной, хорошо образованной частью Речи, — сказала Сашка.

Она ждала ответной колкости, но Лиза молча затянулась, огонек сигареты уже почти касался ее пальцев.

— А что мне остается? — сказала после долгой паузы. — У нас не спрашивали, когда зачисляли в Институт. Не спрашивали, когда заставляли учиться. Знаешь, сколько раз мне снилось, как я убиваю… своего куратора?

Она снова затянулась, жадно, как приговоренный на эшафоте.

От сигаретного дыма сработала пожарная сигнализация.

х х х

Без пяти минут восемь белый конверт формата А4 лежал на столе, рядом со стопкой старых учебников, рядом с картонным стаканчиком из-под кофе. Он лежал и ждал своего часа: «Работа НО 2». Сашка отвела взгляд.

В трусах и майке выйдя на балкон, она вдохнула осенний воздух с остаточным шлейфом лета, увядающих школьных цветов; расходился реденький осенний туман. Сашка стояла, не чувствуя холода.

В упражнениях Лизы не было города с черепичными крышами. И в упражнениях Кости не было никакого города. Были другие образы, декорации, а какие — никто из однокурсников, пожалуй, не скажет. Как Сашка не хочет никому говорить о чудовище, живущем в башне…

Послышались шаги на балконе второго этажа. Внизу, прямо под Сашкой, облокотился о перила Андрей Коротков, закурил и только тогда посмотрел вверх. Чуть не выронил сигарету; Сашка помахала ему рукой. В конце концов, не голышом ведь она стоит, и отчего Андрей так удивляется при виде девушки в трусах? Он ведь не школьник?

Она вернулась в комнату, села к столу и сконцентрировала взгляд на трех красных точках в центре.

х х х

За окнами четырнадцатой аудитории светило солнце, и опадали желтые листья с лип. Умом Сашка понимала, что они желтые и что стены в аудитории светло-бежевые, волосы Стерха пепельные, а воротник его рубашки белый. Но все, что попадалось ей на глаза, наливалось оттенками красного: алый, рубиновый, киноварь, гранат. Цвет давил, хотелось зажмуриться, но под веками все было то же самое и хуже: красное небо. Красный флюгер. Острие из-под ключицы.

Перед Стерхом лежала Сашкина тетрадь с кривыми строчками, выписанными кровью:

«Я не буду этого делать я не буду этого делать я отказываюсь я отказываюсь я отказываюсь».

Слова повторялись, наползая друг на друга, и казалось, что Сашка написала, пусть и неровным почерком, длинное подробное сочинение.

— Ваш планшет до сих пор в починке, — проговорил Стерх, не глядя на Сашку. — Следующее задание снова получите в конверте.

— Николай Валерьевич, это бесполезно, — она водила взглядом по комнате, пытаясь не концентрироваться ни на чем, так ей было немного легче. — Я отказываюсь.

— От чего? — спросил он тихо. — От кого и от чего вы отказываетесь? От себя, от предназначения, от будущего?!

Сашка с удивлением поняла, что Стерх в бешенстве и говорит так тихо только затем, чтобы не орать в голос.

— Вы отказываетесь бороться, отказываетесь что-то менять, есть, пить, спать, вставать по утрам из постели? Отказываетесь от работы над ошибками? И что, вы думаете, будет с вами дальше?!

— Да я бы сто раз уже согласилась! — вырвалось у Сашки. — Как согласились все мои однокурсники! Те из них, кто выжил… Но я не могу, понимаете? Я не могу принять, а он не может меня заставить. Это замкнутый круг.

— Он? — тихо переспросил Стерх.

— Я давно догадалась, чья проекция там сидит в башне, — отводя глаза, сказала Сашка. — Одна из бесконечного множества его проекций. Зачем он вернул меня в Институт, зачем он требует невозможного?!

— Вспомните, сколько раз вы отчаивались, — сказал он еще тише. — Вам казалось, что это невозможно. А потом вы находили путь.

х х х

— Здравствуйте, Самохина.

Сашка на секунду задержалась у входа — как если бы ноги не желали идти. Физрук окинул ее оценивающим взглядом:

— У вас усталый вид. А ведь семестр только начинается.

— Я отдохну на выходных, — сказала Сашка через силу.

— Как проходит работа над ошибками?

— Согласно… учебному плану, — ей показалось, что наспех застиранные пятна крови на штопаном свитере зудят, как обожженная крапивой кожа.

Он чуть улыбнулся. Прикрыл глаза — и моментально, полностью переродился, Сашка только теперь поняла до конца, что имел в виду Костя, когда говорил, что Физрук «доппельгангер» и «смешивает свои ипостаси». Перед ней стоял юный, легко краснеющий, красивый парень, чуть-чуть постарше своих студентов, а может быть, и ровесник.

— Вам удобно заниматься сидя или стоя?

— Смотря чем, — пробормотала Сашка, которую неприятно задела эта перемена. — Кое-чем заниматься удобнее лежа…