Читать книгу - "Фантастика 2025-184 - Олег Александрович Волков"

Не дать им легко обнаружить и повести прицельную бомбардировку самого сердца страны. Но, как я знал из своего прошлого, бомбы нет-нет, да и залетали на территорию Кремля. Однажды бомба попала в Большой Кремлевский дворец, пробила крышу и потолок Георгиевского зала, упала на паркет и, к большому счастью, не взорвалась. Если бы произошел взрыв, то Благовещенский собор и часть Большого Кремлевского дворца с Георгиевским залом превратились бы в руины.

Конечно, главный объект Московского Кремля, на который нацелены все экипажи немецких самолетов, — корпус № 1, где работал… вернее работает Сталин. Но в моей реальности попасть в него немцам так и не удастся. Лишь одна из бомб разрушит здание рядом. Это, кстати, будет самым серьезным разрушением в Кремле с самым большим количеством жертв, если правильно все помню. Память-то у меня тоже того, серьезно устаревшая. Вроде бы в Арсенал бомба попала, разрушив чуть не треть здания. Погибло тридцать человек, а из них тринадцать вообще не нашли. Ну и раненых с полсотни…

— Приехали, товарищ Старик, — сообщил оснаб, когда мы прокатили сквозь патруль на Спасских воротах и въехали на территорию Кремля, — тут у нас небольшая амбулатория для руководящих товарищей расположена. И дежурный Медик вас сегодня обязательно осмотрит.

Когда автомобиль затормозил у одного из зданий, я ожидаемо не смог выйти из салона на улицу — спину так прихватило, что хоть волком вой. Пока оснаб с водителем пытались меня эвакуировать из салона, второй охранник успел пригнать двух солдатиков с носилками, которые и должны были меня затащить внутрь так называемой «амбулатории».

— Ёпть! — выдохнул я, когда меня все-таки удалось выковырять из железной скорлупы «черного воронка» и уложить на носилки. Боком, поскольку распрямить меня так и не смогли. При любых попытках придать моему телу более-менее ровное положение, меня простреливали такие чудовищные боли, что в глазах темнело!

— Стойте! Что же вы творите-то! Изверги! — Неожиданно остановил потуги моих «мучителей» чей-то командный, но полный сострадания возглас. — Оставьте его в покое, сейчас же!

Я почувствовал, что к моему лбу прикасается чья-то крепкая и прохладная ладонь, даруя избавление от острой боли в спине.

— Спи, дедуля! — Мягко приказал тот же голос, и меня словно добрым наркозом попотчевали — улица закрутилась стремительным «вертолетиком», словно я основательно перебрал спиртного. — А вы, товарищи! Ну? Иметь же голову на плечах нужно! Помрет же старик! А сдается мне, что вы не за эти его в сюда привезли, чтобы в Кремлевской стене захоронить?

— Владимир Никитич, мы же осторожно пы… — донесся до меня, словно удаляясь, виноватый голос командира.

Владимир Никитич? Знакомое… сочетание… где же я… его… слышал… — И все, на этом моменте я окончательно вырубился.

Сколько времени я пребывал в беспамятстве на этот раз я тоже сказать не могу. Но очередное пробуждение оставило только приятные ощущения: давненько я не просыпался, чтобы у меня что-нибудь не болело, не ныло или не постреливало. А на этот раз — словно заново родился! И такое прямо живительное тепло по всему организму растекается… Хотя, может статься, что если ничего не болит — то и умер уже? И такое, кхе-кхе, проходили… Как же узнать-то, а? Я открыл глаза — ух, ты, вроде катаракта поменьше стала! Даже кое-что уже могу и этим глазом рассмотреть! Не так чтобы особо, но общую картинку ухватить могу, а не только размытые тени!

Я покрутил головой, осматриваясь: небольшая палата, кирпичные выбеленные стены, жесткая металлическая кровать-кушетка, на которой и покоилась моя «истерзанная нарзаном», а точнее — неумолимым временем старческая тушка. Рядом с кроватью — небольшая деревянная тумбочка. Так же возле кровати стоял металлический штатив для капельницы, с закрепленной перевернутой бутылочкой с какой-то жидкостью. Причем жидкость в бутылочке слабо светилась мягким «солнечным» светом. И эта светящаяся субстанция маленькими дозами вливалась в меня по тонкой трубке. Я даже чувствовал, как с каждой каплей мое состояние стремительно улучшается. И в теле такая «приятная гибкость» образовалася, какой я уж лет тридцать не чувствовал! Чего это, интересно? Чай, не наркота какая? Побольше бы в меня такой жижи влили б, глядишь и последние мои денечки веселее бы пробежали…

А в районе ног такое тепло животворное ощущается, как будто я в раннем детстве в мягких овчинных чунях на печке лежу. Я слегка приподнял голову с подушки, на чуть-чуть — больше не могу — мышцы на слабой старческой шее голову совсем не держат. Блин! Ну, прям как младенец новорожденный. Аж самому противно! Но что поделать — возраст! Буквально через пару мгновений голова опять рухнула на подушку, но все что нужно я уже успел рассмотреть. А зрение мое, ведь действительно намного лучше стало! Ну, на том самом глазу, которым я еще что-то вижу. Так вот, перед самым мои носом, обнаружилась крепкая такая задница, обтянутая белым халатом. Аппетитная такая, ядреная, что твой орех! Женская ессно, чего бы я на мужскую жопу заглядывался? А здесь, прямо руки зачесались отвесить смачного такого поджопника, да еще и ухватить, сжать в своей крепкой ладони эту сочную булочку, так чтобы пальцы впились в подкожный жирок, а потом гладить по бархатной нежной коже…

Стоп!!! — Мысли в голове заполошно забегали. Да такого желания я не ощущал уже хренову тучу лет! Да и не только желание… Я со сладким ужасом и замиранием сердечной мышцы почувствовал шевеление… Мама мия! Это чего они в меня напихали? Да в тех местах никакой «жизни» уж лет тридцать как не водилось…

— Ой, дедуль, а вы проснулись? — отвлек меня от «забытых ощущений» мелодичный голосок.

И чего-то там «колдовавшая» над моими обмороженными ногами дохтурша, разогнулась, а после повернулась ко мне лицом, лишив радости созерцания своей выдающейся упругой прелести. Ан нет — с другой стороны прелести оказались ничуть не хуже, чем с обратной! К тому же их у нее целых две!

Глава 10

Пальцы мои помимо воли начали сжиматься, а руки потянулись к этим… податливым, но упругим… Да что же они со мной сотворили-то, ироды?

— Что с вами, дедушка? — заботливо спросила меня прелестное молодое создание, годившееся мне, наверное, в пра, а то и в праправнучки, неверно истолковав мой порыв. — Да, руки у вас забинтованы…

Ох, тыж! А я со всей этой катавасией и не заметил, что на настоящее мумиё похож — весь в бинтах! И рожа моя, похоже, тож перемотана?

— Вас восстанавливающей мазью пришлось едва ли не с головы до ног покрыть, — сообщила невольная «обольстительница» моих старческих дум