Читать книгу - "Гений: дорогу бомбили? - Анатолий Евгеньевич Матвиенко"

выход. Жаль, это не лопоухие УБХССники Москвы, здесь взятку не заныкаешь, придётся сдать под счёт и под роспись.

Даже не подозревал, насколько быстро придётся расстаться с деньгами. Не успел отпереть дверь машины, как услышал:

— Гражданин Брунов, вы задержаны по подозрению в вымогательстве и получении взятки от товарища Савушкина, директора облдорстроя. Он как лицо, подвергнувшееся вымогательству, от ответственности освобождён, вы — нет. Положите руки на крышу вашей машины.

Опер держал раскрытое удостоверение УБХСС Волгоградского УВД, его страховали двое, один держал руку в кармане, намекая, что там — направленная на меня волына. Наскоро обыскали, вытащили пистолет.

— Незаконное ношение огнестрельного оружия, уже это тянет на три года, — радостно сообщил второй мент.

— Во внутреннем кармане удостоверение на право хранения и ношения, — попробовал я, но безуспешно, корочка о легальности оружия моментально отправилась через решётку в канализацию-ливнёвку, тот же БХССник столь же оптимистично воскликнул:

— Нет никакого удостоверения!

Конверт с унизительно мелкой суммой в 5000 рублей ни в какую канализацию не упал, а был извлечён на свет божий и предъявлен паре невесть откуда взявшихся граждан.

— Товарищи понятые, убедитесь: у гражданина Брунова изъяты деньги, добытые преступным путём, и незаконное оружие.

— Бандит! — квакнула тётка неопределённого возраста, пенсионер с орденскими планками только спросил, где расписаться.

Когда везли в управление, первый БХССник, объявивший мне о подозрении, прозрачно намекнул, что дальнейшее зависит от моей сговорчивости. Точнее — несговорчивости, я ничего не скажу следователю и получу пятак, из которого отсижу трёху. Иначе последствия для меня и особенно для моей семьи будут куда более печальными. Кассету с записью откровений Петра Викентьевича он забрал без протокола, и можно поспорить на миллион — к делу её приобщить не намеревается.

Обложили!

Интересно, когда меня вытащит КГБ? А когда следователь прокуратуры ознакомил с постановлением о привлечении в качестве обвиняемого и постановлением о применении меры пресечения в виде содержания под стражей, вопрос встал иначе: меня вообще хоть кто-нибудь намерен вытаскивать?

Глава 6

6.

Криминальный опыт

«От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Если ввязываешься в рискованные гешефты с КГБ — тем более.

С каждой неделей пребывания в следственном изоляторе надежда, что всё творящееся вокруг меня является лишь дурным сном, непонятно на кого рассчитанным представлением, постепенно рассасывалась, уступая место отчаянию. Я не имел никакой связи с внешним миром. Следователь убедился, что не дам никаких показаний, ничего не подпишу и твержу лишь одно: говорить буду лишь в присутствии моего адвоката, а нанять его доверяю лишь жене, что его вполне устроило. В советском уголовном процессе адвокат полагается только в самом конце предварительного следствия, в момент ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела перед направлением прокурору и в суд, когда уже ничего особо не изменить.

Получил передачу — тёплые вещи, ноябрь на дворе, очень кстати, и немного еды. Валя явно приезжала в Волгоград, свидания, видимо, не дали. Знает, где я, в курсе, понимает, что произошло. Верю, что выполнила все инструкции, обзвонила кого надо. Адвоката наймёт московского, независимого от местных раскладов. Но что из этого выйдет…

Должен сказать, в СИЗО сидеть было не то чтобы комфортно, но ничего особо страшного. Я чётко выполнял инструкцию, полученную от УБХСС — молчать и никого не сдавать. Поэтому меня не прессовали, думаю, не трогали и семью. Что любопытно, персонал изолятора отнёсся ко мне с долей уважения, узнав, что к ним попал главный конструктор лучших советских автомашин, у большинства были «рогнеды», «людмилы», на худой конец — переднеприводные ВАЗы, к которым тоже приложил руку. В камере на шесть человек люди менялись, но это были сплошь несудимые, как и я, держать вместе первоходов и бывалых сидельцев не полагалось. Разговоры со мной вели чисто автомобильные, с удовольствием слушали байки о ралли, делились житейскими историями. Короче, жизнь за решёткой как-то устаканилась, а что я попал сюда без вины виноватый, так это был далеко не единичный случай для советской судебной системы.

Раз к нам подселили буйного. Несудимого, но приблатнённого, начал права качать, отбирать вещи и еду, лезть в драку. И нарвался. У меня был шанс загреметь в одиночку, обошлось, урода с переломом руки и лёгким сотрясением мозга увезли в больничку, больше его не видел.

Через две недели после задержания порог камеры переступил смутно знакомый персонаж, я его, кажется, видел на каком-то сборище в самом начале работы ревизионной бригады. Познакомились. Главный инженер ДРСУ №117, он имел неосторожность рассказать по секрету Калинковичу о злоупотреблениях в облдорстрое, сам же за эти злоупотребления загремел с аналогичным шантажом: или молчишь о причастности других, или конец твоей жене с детьми. Его никакой КГБ точно не обещал прикрыть, хоть разницы не вижу, мне их обещание ничуть не помогло.

Как-то спросил его:

— Фёдорыч, представь на 15 минут, что тебя поставили главным в Советском Союзе по дорожному ремонту и строительству. Чтоб ты сделал хорошего?

Павел Фёдорович был мужик непримечательный, лет под сорок, с нездоровыми почками и соответствующим цветом лица украшенным парой бородавок. Сам в главные дорстроевские начальники не пробился бы никаким чудом, попадай даже в лигу «семь пядей во лбу», поскольку его затоптали бы энергичные, честолюбивые, бессовестные. Он крал умеренно, не наглея, старался как лучше, выпадая из обоймы, оттого от рядового инженера за полтора десятка лет вырос лишь на единственную ступеньку. Неосторожно открыл рот при московской комиссии и погорел. Ну ни разу не министр несуществующего пока дорожно-строительного министерства СССР.

А мечтать любил.

— Моя бы воля, строил бы исключительно бетонные дороги. Если обеспечить качество — правильно подготовить основу, лить плиты из раствора с нормальным количеством цемента, добавлять правильные присадки, в Западной Европе и США хорошо известные, дорога служила бы лет 50 и больше. Ремонт требовался бы не чаще, чем раз в два десятка лет.

— А как же морозы, многократный переход через ноль, растрескивание при замерзании воды в трещинах? — я подталкивал его на дальнейшие откровения, если уж сяду на годы за дорожно-строительное преступление, которого не совершал, хотя бы буду знать, что там и как в сгубившем меня деле.

— Чушь! — отмахнулся Фёдорыч и закашлялся. Он опустился с краю на мою койку и рассказывал. В камере сидели ещё четверо: домушник, домашний тиран-хулиган, водитель после ДТП со смертельным исходом и повторно уклонившийся от лечения венерического заболевания, весьма разные персоны, но все слушали внимательно, в камере