Читать книгу - "Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир"

несколько месяцев была Харрохак из Первого дома. Как сказал бог, ты можешь быть девятой святой, но никогда больше не будешь Девятой. За исключением моментов, когда ты закрывала дверь в комнаты Ианты.

– Вся беда в том, что ты больше не амбидекстр, Тридентариус, – сказала ты, тоже даря ей болезненное удовольствие от собственного имени. – Это не математика, это не так работает. Ты стараешься сражаться, держа меч не в той руке. Я вообще не сражаюсь мечом. Я слишком часто слышу, что полувзведенное оружие хуже вовсе не взведенного.

Хотя ты сказала «вообще не взведенный», Ианта только злобно хлюпнула супом – раздался звук, будто в трубочку пытались пропихнуть заварной крем.

– Еще предложи мне перестать дышать, – сказала она.

– Я предлагала несколько раз, – заметила ты.

– Ты не понимаешь. Это просто инстинкт. Даже если я пытаюсь драться на расстоянии. Я на что-нибудь отвлекаюсь, в дело вмешивается Бабс, и рука не подчиняется…

– Нельзя перекладывать вину на свою сгоревшую душу. Это все психологическая реакция.

– Иди на хер, – рявкнула она.

Упоминание Бабса означало очень плохой день. Она очень редко вспоминала своего рыцаря.

– Августин настроен критически, как я понимаю.

– Августин сказал, что они могли бы задушить меня вместе с тобой.

Ты только удивилась тому, что еще способна на что-то обижаться. Ианта съела ложку супа и сказала, скривив землистое лицо:

– Он говорит то же самое, что и ты. Психологическая реакция… говорит, что я ради собственного удовольствия упорствую в том, что мне причинен вред.

Ты очень устала и так и не отогрелась. Ты положила меч на пол и уселась в кресло с высокой спинкой, украшенное рюшечками в лимонно-желтую полоску. Комнаты Ианты были намного роскошнее твоих и гораздо интереснее, потому что много веков в них жила давно погибшая ликтор. При этом она бывала здесь достаточно часто, чтобы отделать комнаты по своему вкусу. Тебе казалось, что она все еще сидит в креслах, лежит в постели, умывается у раковины с насосом. Хорошо, что в твоих комнатах не было привидений, кроме твоих собственных.

– Все с рукой в порядке, – сказала ты.

– Вот только она не моя, – зло ответила Ианта.

– Ну отрежь ее.

– Идея в самый раз для Девятой…

– Ну, задействуй свои хваленые ликторские способности, – предложила ты. – Посмотри, отрастет ли она заново.

– Нет. – Ианта восприняла тебя всерьез. – Учитель сказал, что ликторы не могут выжить после отсечения головы и что на месте потерянной конечности останется культя. И я понимаю, что, если попытаюсь отрастить себе новую руку, что-то обязательно упущу. Неидеальная рука не будет работать, а мне это не нужно.

Бывшая принцесса Иды произнесла это без всякого раздражения, смиренным, но мрачноватым тоном человека, которому надоело так хорошо себя понимать.

– Тогда пусть этим займется святая радости, – предложила ты. – В смысле физиологического совершенства на нее можно положиться.

– Ты долбанулась, – сообщила Ианта, не поднимая глаз от супа.

– Лично я бы не позволила нашей старшей сестре растить мне руки, – сказала ты, – но если ты мечтаешь о совершенстве…

– Хрень.

– Ну, учитель, – тебе стало скучно.

– Он сказал, что было бы чудесно, если бы я справилась сама. Мы не его миленькие малышки, для которых он готов на все. Я не привлекаю любящих и балующих папиков.

Ты мысленно ощетинилась, но адекватного ответа не придумала. Ты массировала собственные пальцы – они все еще горели и оставались красными. Разрушение клеток было почти незаметным, так что ты восстанавливала их слой за слоем, чтобы ничего не пропустить. Никаких гладких шрамов, остающихся после регенерации ликтора, – ты все делала сама. К богу ты бы тоже обращаться не стала, хотя он мог исцелить тебя в одно ослепительное, тошнотворное мгновение, от самых костей и до кожи. Или неуклюже погладить по плечу. Или посмотреть на тебя с гордой, но тревожной улыбкой, которую ты ненавидела и о которой мечтала.

– Ну тогда не знаю, что тебе сказать, – решила ты, – разве что, если уж ты постоянно спрашиваешь моего мнения, хотя бы сделай вид, что оно тебе интересно.

Ианта отодвинула пустую миску и села прямо. Ворованные глаза сузились от внезапного прилива вдохновения. Бледные тусклые волосы спадали на лицо, которое должно было быть красивым, и на плечи, которые должны были быть изящными, но в целом она выглядела как восковая фигура в розовом кукольном платьице. Тебе никогда не позволяли играть в куклы, но, оглядываясь назад, ты не могла себе представить, что могла бы пойти на это добровольно.

– Ты же можешь это сделать, – мягко сказала она, глядя на костяной воротник, торчащий из-под рубашки, верхнюю часть твоего самодельного экзоскелета. – Ты справишься, Харрохак. Может быть, я даже это тебе позволю, учитывая, что мы – товарищи по оружию. И подруги.

Ты встала довольно резко, и экзоскелет заскрипел, когда ты наклонилась за двуручником.

– Я не такое уж совершенство, когда дело доходит до плоти, – сказала ты. – Я не утверждаю, что я далека от него… но ты хочешь того, что я дать не могу. Я не готова это давать. Честно говоря, твоя просьба отвратительна. Там суп еще остался?

– Ой, целая кастрюля, – сказала Ианта, которую, кажется, совершенно не оскорбил твой отказ. По Ианте никогда ничего не было понятно. – Это я его варила, он омерзительный.

Существовала ли на свете менее подходящая друг другу пара, чем ты и она, чем дочь таинственного Дрербура и дочь гордой Иды? Эта связь родилась не из взаимного восхищения. Во всяком случае, чем чаще ты видела Ианту, тем с меньшей вероятностью могла принять ее за красотку. Она сделала из себя богато украшенный торт, весь покрытый толстым слоем глазури, помадки и шоколада, так что докопаться до теста было совершенно невозможно. Как некромант она была гениальна, хотя, с твоей точки зрения, слишком уж полагалась на хитрости и обходные пути. Она отличалась невероятно тонким умом. Она не боялась испытаний. Она тоже была одержима тем, что могло лежать за Рекой, и, хотя это немного и отдавало лицемерием с твоей стороны, она была ненормальной маньячкой.

Но маньячкой, которая достигла ликторства. Маньячкой, которую ты теперь должна была именовать сестрой, хотя тебе казалось, что ей называть кого-то сестрой еще противнее и больнее, чем тебе. Маньячкой, которую твое мертвое «я» уважало достаточно, чтобы работать вместе с ней. Маньячкой, которая нашла тебя, когда ты была не в себе, когда ты опозорилась, когда ты воткнула клинок в грудь мертвой женщины – и тогда она просто сказала: «Вот бы ты ей руки отрубила». Возможно, в мире существовали более приятные партнеры, но твоя