Читать книгу - "Сборник "Игрок" - Александра Лисина"

«Мы обещаем, Гайдэ, – прошептали они. – И будем помогать тебе осваивать наши знания. Прости, что не предупредили сразу».

Я покачала головой, надеясь, что больше таких сюрпризов не будет, и, вздохнув еще тяжелее, чем раньше, снова подхватила мечи: пока Лин учится летать, у меня тоже будет чем заняться. Придется всерьез осваивать сложную науку поединка, о которой до сего дня я, как оказалось, ни разу толком не задумалась.

Хотя, может, оно и к лучшему?

Я же хотела научиться жить в этом мире?

Вот и научусь наконец. Адаптируюсь. Научусь жить так, как здесь принято. После чего уже никто не назовет меня чужой и не ткнет обвиняюще пальцем в мое вопиющее незнание. К тому же папа всегда говорил, что в душе я – боец. Настало время доказать это хотя бы самой себе.

Глава 14

С этого дня жизнь у нас стала еще насыщеннее и веселее.

Меня безжалостно поднимали с рассветом, не слушая ни мольбы, ни жалобные стоны. Затем гнали на получасовую пробежку по пересеченной местности… подальше от дорог, на которых в последнее время стало, как назло, появляться слишком много народу. Затем два часа гоняли по первой встречной поляне, заставляя упираться и махать тяжелыми мечами (да, теперь их было сразу два) до изнеможения. А потом дарили целый час отдыха, во время которого я едва успевала отдышаться и привести себя в порядок.

После этого Лин, как раз заканчивающий со своими неумелыми полетами, становящимися раз от раза все дольше и увереннее, подставлял мне спину и бежал куда глаза глядят, выискивая на дороге «заманки». Я, пользуясь случаем, тихонько дремала, а когда слышала, что кто-то приближается по тракту, тут же обматывала физиономию добытой у жены Кречета шелковой тряпицей и превращалась из измотанной девушки в немногословного Фантома.

Прохожие, как правило, не пугались: на дорогах Валлиона кого только не встретишь. А любопытных взглядов было хоть отбавляй, да и осторожные расспросы от случайных попутчиков уже начинали утомлять.

Конечно, чаще всего нам попадались крестьяне, едущие в соседнюю деревню или в приближающийся с каждым днем Берол. Как правило, эти встречи заканчивались вежливыми кивками и короткими расспросами, после чего незнакомцы с сожалением проезжали мимо, а я разочарованно вздыхала и поворачивала в другую сторону – работы для меня тут не было. Если же случалось так, что нам доводилось кого-то нагнать и поравняться, то я старалась как можно скорее пройти вперед. Дорогу, благодаря частым встречам и говорливым попутчикам, я уже знала неплохо, а вот лишние сложности нам были ни к чему. Поэтому спрашивала я в основном о Тварях. И это, конечно же, никого не удивляло: о чем еще может спрашивать вольный охотник, как не о хлебе насущном?

Но работы, повторюсь, было мало. Раза три я прокатилась в дальние деревушки без всякой пользы: после ночных бдений и прогулок по местным кладбищам неожиданно оказывалось, что покой крестьян тревожила не злобная Тварь, а самые обычные волки. Или еще какой хищник, обнаглевший до открытого нападения на крестьянский скот.

Домашняя живность, разумеется, тоже была. Почти такая же, как я и предполагала, а местное молоко, хоть и имело непривычный привкус, не слишком разнилось от того, которое я пила дома. Коров тут встречалось в достатке, были и козы, и куры, и самые обычные свиньи. Ну, с той лишь разницей, что коровы были каким-то лохматыми; быки имели очень уж длинные, загнутые кзади, как у индийских буйволов, рога; козы казались совсем миниатюрными и выглядели какими-то игрушечными, а у кур порой встречалась необычная окраска перьев. К примеру, ярко-красная. Или ядовито-фиолетовая.

Но я не жаловалась – по вкусу они оказались совершенно нормальными. Так что если и была тут виновата местная радиация, то мне уже всяко поздно беспокоиться. За полгода я успела ее столько хватануть, что должна была или помереть давно, или вторую голову себе отрастить. А раз нет, то и куры мне здешние не страшны. Подумаешь! Что я, фиолетового мяса испугаюсь?

В трактиры, которые стали появляться вдоль тракта, как грибы после дождя, я заходила редко. Только чтобы слухи собрать и продуктов подкупить в дорогу. На месте не ела – нельзя было лицо открывать. Ночлега тоже не искала – незачем лишний раз рисковать, да и Лина мне теперь никуда было не деть. Далеко он от меня отходить не хотел – боясь за свою память, а в комнату я его при всем желании не протащила бы. Если же совсем наглеть и просить его стать маленьким, то можно нарваться на какого-нибудь любопытного зеваку и вообще завязать с этим опасным делом.

Поэтому я все больше болталась по лесам, с каждым днем забираясь все глубже за запад в поисках работы. Но ехала чаще не по хорошей дороге, а поодаль, холмами да оврагами, чтобы лишний раз не светиться. Искала дорожные столбы с объявками, время от времени расспрашивала словоохотливых прохожих. Заходила в деревни. С любопытством, но уже без прежнего интереса изучала крестьянский быт. Что-то неодобрительно отмечала как неприемлемое, на что-то, наоборот, довольно кивала. На женщин старалась не смотреть, потому что каждый раз при мысли о своем собственном положении мне становилось неприятно. Но еще и потому, что слишком пристальный взгляд на чужую супругу мне-охотнику, выглядящему в глазах подавляющего большинства местных жителей мужчиной, грозил неприятный разговор, а то и поединок: к браку тут относились весьма серьезно. И если мужу еще позволялось окидывать заинтересованным взглядом хорошеньких девушек, то на замужнюю даму – ни-ни, даже подмигнуть было оскорбительно. Не говоря уж о том, что самим женщинам не разрешалось даже взгляд поднять на незнакомого мужчину, если только он сам не подойдет и о чем-нибудь вежливо (за грубость мог получить по морде от родственника дамы) не спросит.

Иными словами, местный институт брака сковывал женское население по рукам и ногам. Тогда как блуд официально наказывался. Причем, что опять несправедливо, муж мог отделаться за прелюбодеяние каким-нибудь штрафом, тогда как жена подлежала прилюдному позору и могла получить от обманутого супруга заслуженного тумака. После которого (при том, что в целом домашнее насилие резко осуждалось) за неосторожную женщину никто даже не надумал бы вступиться. Короче, рабство. И полнейшее бесправие, которое дамы порешительнее и поухватистее с лихвой восполняли домашней тиранией. Скажем, на людях муж мог орать и угрожать жене хоть палкой, но дома… если, конечно, он не был законченным мерзавцем, а она имела капельку мозгов… жена отыгрывалась за прилюдную покорность по полной программе. А порой, случалось, и скалку в