Читать книгу - "Вредители - Александр Накул"

человека потому и написали в газете, что он живёт где-то в этих местах”

Но ни имени, ни каких-то других сведений об этом загадочном и титаническим дубле в газете не обнаружилось. Зато теперь Кимитакэ был уверен, что если ему получится отыскать этого великого человека ― то беды рассеются сами собой. Этот великий человек неуловимо напоминал неунывающего (и покойного) дедушку Садотара. Такой наверняка знает, что делать даже в его незавидном положении.

Кимитакэ так сильно увлёкся газетой, что чуть не пропустил развилку. Тропинка и вправду раздваивалась ― и одно ответвление спускалось дальше, к рисовому полю, а второй поворачивало на холм, которого Кимитакэ почему-то не заметил.

На холме стоял особняк ― добротный, в два этажа, великолепно соединивший традиционную архитектуру с деталями, позаимствованными у европейцев. Классическая двускатная крыша ― но с немецкой черепицей, красной и добротной. Классического вида вход с бумажными стенами и дверь, что отодвигают вбок ― а перед ним щегольский английский почтовый ящик.

Уже с того место, где стоял Кимитакэ, можно было разглядеть, что почту забрали.

Значит, в доме кто-то живёт.

Школьник зашагал в ту сторону. Чутьё подсказывало: у тех, кто живёт в таких домах, пусть и построенных на дешёвой провинциальной земле, можно получить больше помощи, чем от крестьян, которые всю жизнь растят рис, а питаются чем придётся.

Кимитакэ подошёл к дому, поискал звонок. Но его не было. Вообще, вблизи было заметно, что дом понемногу ветшает: тут и там отходят доски, а над порогом повис едва различимый дух плесени. Кимитакэ осторожно постучал по пустому почтовому ящику, гадая, слышно ли его в доме. Потом набрался смелости, подошёл и просто сдвинул в сторону входную дверь.

Она была не заперта. Чего там ― она была даже закреплена плохо. И стоило Кимитакэ попытаться её сдвинуть ― дверь жалобно хрустнула и вывалилась из пазов.

Какое-то время школьник попытался втащить створку на место. Но створка упорно сопротивлялась и в конце концов оказалась неодолимой. Пришлось её просто прислонить, чтобы было не очень заметно, и только потом протискиваться внутрь.

― Я здесь!― осторожно произнёс он. Но ответа по-прежнему не было.

Перед ним была обширная и довольно запущенная гостиная, оформленная во всё том же старинном стиле, где тут и там проступали европейские веяния. Пахло сыростью. Интерьер, который житель Токио увидит скорее в кино, чем у себя дома: классический высокий пол, яма для жаровни посередине, а на стенах копии гравюр классической эпохи Хокусая.

Но при этом гравюр на стенах очень много, в манере европейских картинных галерей.

И каждая из гравюр изображала убийство.

Кимитакэ, словно завороженный, переводил взгляд со сцены мести сорока двух ронинов к изображению влюблённых, связанных красным поясом, что уже швырнули оземь свои плошки и сейчас бросятся в море с Острова Небесных Сетей ― чтобы потом соскользнуть взглядом к настоятелю из дзенской притчи, что разрубил кота прямо на глазах у заспоривших монахов. Каждая гравюра по отдельности была может быть и не так страшна и обладала своим шармом ― но собранные вместе, они нависали, душили и едва ли не орали в уши, словно изливая на случайного гостя ощущение смерти и разрушения

Школьник уже почти придумал объяснение такой странной избирательности коллекционера, но тут за спиной послышалось.

― Рад тебя видеть, юный незваный гость!

Кимитакэ обернулся.

К доме приближался незнакомый старичок в крестьянском зимнем халате. Лицо у старичка было морщинистым, как маска из папье маше, а вот в походке ещё сохранилась военная выправка. В правой руке он держал гарпунное ружьё для подводной охоты, а сзади, на саночках, громоздились какие-то косматые туши, обильно политые кровью.

Кимитакэ видел его первый раз в жизни. Но почему-то сразу догадался, что это не тот человек, про которого писали в газете.

Он не знал почему. Но во сне такие догадки вполне обычны.

― Здравствуйте, господин хозяин,― произнёс школьник,― Я хотел заглянуть к вам, но не застал. Пожалуйста, простите меня.

Кимитакэ заметил, что его голос дрожит. И это было хорошо. Пусть видит, как мне неудобно!

― Всё в порядке,― старик подошёл ближе, поскрипывая саночками, и, спохватившись, изобразил добродушную улыбку,― Я просто отлучился, как видишь. На охотку сходил. Собак бродячих пострелять. Люблю их быть гарпуном, это очень бесшумно.

Только сейчас Кимитакэ понял, что за добыча у хозяина на саночках. И только отчаянным усилием воли сохранил невозмутимый вид.

― Похоже, бродячие собаки ― большая проблема в этой местности,― робко предположил школьник.

― Никогда не задумывался об этом,― отозвался старик, шагая куда-то вбок,― Достаточно того, что мне нравится на них охотиться. А так-то собаки в наше время совсем обнаглели. Всё равно, что корейцы ― так и норовят выйти из подчинения. Даже в деревне одна такая была. Воет по ночам и воет. Между прочим, русские считают, что если собака начинает выть по ночам ― значит, хозяин помрёт скоро. Ну вот я и решил прояснить, кто сдохнет первым. Приказывать чего-то жителям деревни я не мог ― не заслужили. Поэтому применил военную хитрость. Вскипятил, как для ванны, ведро крутого кипятка, подкрался в сумерках и облил её хорошенько. Хозяин увидел ― захворала собака, больше не воет, а только скулит и шерсть лезет, как от лишая. А собака меня, конечно, узнала ― но сказать хозяину ничего не смогла. Так и околела через три дня и теперь закаты здесь тихие. Можно больше не волноваться за сон. Мы, злодеи, всегда спим спокойно.

Кимитакэ невольно следовал за стариком. Мысли путались так сильно, что его начало подташнивать.

А старик продолжал, размахивая острым гарпуном, как