Читать книгу - "Солдат, не спрашивай - Гордон Диксон"

Меня стошнило, и я сразу почувствовал себя лучше, так что даже снова начал замечать все происходящее вокруг. Я промок до нитки, потому что дождь, некоторое время сдерживаемый листьями, все же добрался и до нас. Недалеко от себя среди насквозь промокших пленников и их стражей я увидел сержанта. Он был среднего возраста, худощавое лицо покрыто морщинами. Я заметил, как он отвел солдата по имени Гретен в сторону, чуть ближе ко мне; очевидно, хотел кое о чем поговорить с ним.

Небо после грозы посветлело и приняло красноватый оттенок лучей заходящего солнца. Вечерний свет достигал земли, окрашивая багрянцем мокрые черные фигуры пленников в серой форме и промокшие черные мундиры.

Я сидел, дрожа от холода в своей промокшей и ставшей тяжелой одежде, и смотрел на споривших сержанта и солдата. И хотя они говорили негромко, я слышал их отчетливо, и смысл их слов постепенно начал доходить до меня.

— Ты еще просто ребенок! — рычал сержант. Он слегка приподнял голову; заходящее солнце залило его лицо своими лучами, так что я в первый раз смог ясно рассмотреть его — и увидел аскетические, словно высеченные из камня черты лица; его глаза горели тем же фанатизмом, который чувствовался в том капрале, что отказал в пропуске Дэйву.

— Ты просто ребенок! — повторил он, — Молод ты! Что ты знаешь о борьбе за существование, продолжающейся поколение за поколением на наших жестоких каменистых мирах, по сравнению с тем, что знаю я? Что знаешь ты о голоде и нужде, царящей среди детей Господа, женщин и младенцев? Что ты знаешь о целях тех, кто послал нас в эту битву, ради того чтобы наши люди могли жить и процветать, когда все остальные миры рады были бы видеть нас мертвыми?

— Я тоже кое-что знаю, — возразил молодой солдат срывающимся голосом. — Я знаю, что все мы присягали кодексу наемников…

— Заткни свой необсохший ротик, дитя! — прошипел сержант. — Что значат какие-то кодексы перед кодексом Всемогущего? Что значат все прочие клятвы по сравнению с нашей клятвой Господу? Ибо старейший нашего Совета старейшин, тот, чье имя Брайт, сказал нам, что сей день особенно важен для будущего нашего народа и что победе в сегодняшней битве необходимо отдать все силы. И вот тогда мы по-настоящему победим!

— А я тебе говорю…

— Ты мне ничего не можешь сказать! Я старше тебя по званию! Это я тебе говорю, тебе. Дан приказ — перегруппироваться для следующей атаки на врага. Ты и эти четверо немедленно должны направиться к своему пункту связи. И не важно, что ты не из этого подразделения. Тебе приказано, и ты повинуешься!

— Тогда мы должны взять военнопленных с собой в…

— Ты должен выполнять приказ!

Сержант, держа свой карабин в руке, развернул его так, что дуло теперь смотрело на солдата. Я увидел, как Гретен на секунду закрыл глаза, затем сглотнул, но, когда он заговорил вновь, голос его был спокоен.

— Всю мою жизнь я шел в тени Господа, иже есть правда и вера… — донесся до меня его голос, и карабин поднялся до уровня его груди. И тогда я заорал сержанту:

— Ты! Эй, ты, сержант!

Он резко повернулся, словно матерый волк при звуке хрустнувшей под ногой охотника ветки, и мне в лицо глянуло отверстие дула. Затем он приблизился ко мне, и его взгляд, острый, как лезвие топора, уперся в меня поверх прицела.

— Так, значит, ты пришел в чувство? — усмехнулся он.

На его лице было написано презрение ко всякому, оказавшемуся достаточно слабым, чтобы воспользоваться болеутоляющим для облегчения физических страданий.

— Достаточно, чтобы кое-что сказать тебе, — выдавил я.

Горло мое пересохло, и нога снова стала болеть, но сержант оказался хорошим лекарством, и вновь возникшая боль лишь усиливала поднимавшуюся во мне ярость.

— Послушай меня. Я — журналист. Ты уже достаточно давно служишь и отлично знаешь, что никто не имеет права носить ни этот берет, ни эту куртку, если они ему не положены. Но чтобы ты все же удостоверился, — я полез в карман, — вот мои документы. Посмотри.

Он молча взял их.

— Убедился? — спросил я, едва он дочитал последнюю бумагу, — Я — журналист, а ты — сержант. И я не прошу тебя — я приказываю тебе! Необходимо немедленно вызвать транспорт и доставить меня в госпиталь, кроме того, я требую, чтобы мне вернули моего помощника. — Я указал на Дэйва. Не через десять минут или две минуты, а сейчас же! Солдаты, что охраняют пленных, не имеют права покидать пост, чтобы вывезти нас отсюда, но зато я уверен, что у тебя есть такое право. Так вот, я требую, чтобы ты им воспользовался!

Он перевел взгляд с документов на меня, и на его лице появилось выражение мрачной решимости.

— Да, журналист, — со вздохом произнес он. — Да, ты из племени безбожного, которое ложью и сплетнями распространяет ненависть к нашему народу и нашей вере по всем мирам. Я отлично знаю вас, журналистов, — он уставился на меня своими черными запавшими глазами, — и твои документы для меня — всего лишь мусор. Но я покажу тебе, как мало ты значишь со всеми твоими грязными репортажами. Я дам тебе возможность написать рассказ, и ты напишешь его, и сам увидишь, как мало он значит — меньше, чем сухая листва, шелестящая под ногами марширующих избранников Господа.

— Доставь меня в госпиталь, — сказал я.

— Обождешь, — произнес он. — Кроме того, — он помахал документами перед моим лицом, — я вижу здесь только твой пропуск, но пропуска, подписанного кем-либо из нашего командования, предоставляющего право свободного передвижения тому, кого ты называешь своим помощником, — нет. И поэтому он останется с остальными пленниками, чтобы встретить то, что пошлет им Господь.

Он швырнул документы мне на колени, повернулся и побрел назад, к пленникам. Я заорал ему вслед, приказывая вернуться. Он не обратил на мои крики никакого внимания.

Тут Гретен подбежал к нему и, схватив его за руку, что-то прошептал на ухо, одновременно указывая на группу пленных. Сержант рукой оттолкнул его так, что Гретен пошатнулся.

— Разве они из избранных? — заорал сержант. — Разве они из избранных Господа?

Он в ярости развернулся, и на этот раз его карабин был нацелен не только на Гретена, но и на остальных солдат.

— А ну, стройся! — заорал он.

Одни медленно, другие быстрее оставили свой пост и выстроились в шеренгу перед сержантом.

— Вы все направитесь к вашему пункту связи — немедленно! — отрывисто приказал сержант. — Направо! — Они повернулись. — Шагом марш!

И, выполняя приказ, они нас покинули, вскоре исчезнув за деревьями. Секунду или две сержант наблюдал за ними, а затем снова обратил внимание и оружие на кассидан. Те попятились. Я увидел, как побледневший Дэйв на мгновение повернулся в мою сторону.

— Вот ваши стражи и ушли, — медленно и угрюмо начал сержант, — Ибо начинается наступление, которое уничтожит остатки ваших сил. И там будет необходим каждый солдат Господа, ибо таков клич, брошенный нам старейшинами Совета. Я тоже должен идти, но я не могу оставить врагов вроде вас без охраны в нашем тылу. Поэтому мне ничего не остается, как отправить вас туда, откуда вы уже никому не сможете повредить.