Читать книгу - "Шестнадцатые звездные войны - Алан Дин Фостер"

— Ты замужем, — неожиданно спросил спеленутый.

Рипли вздрогнула:

— Я?

— Тебе надо выйти замуж, — совершенно серьезно заявил Голик. — Иметь детей…, ты симпатичная девчонка. Я знавал много таких. Дома. Они всегда любили меня. Ты тоже умрешь.

Он начал насвистывать.

— Это действительно так? — спросил Клеменз.

— Что?

— Что ты замужем.

— Зачем тебе.

— Просто интересно.

— Нет.

Он подошел к ней с инъектором в руках.

— Как насчет одного уровня со мной? — спросила она.

Он ответил вопросом на вопрос:

— Ты не могла бы поконкретней?

— Когда я спрашивала тебя, как ты попал сюда, ты не ответил. Когда я спросила, откуда у тебя клеймо заключенного, ты опять увильнул от ответа.

Клеменз посмотрел в сторону.

— Это длинная история. Боюсь, что несколько мелодраматичная.

— Ну тогда развлеки меня немного.

Она сложила руки под подбородком и уселась на кровать.

— Моя беда в том, что я был сообразительным. Я знал все. Я был талантлив, и мне казалось, что больше мне ничего и не нужно. Некоторое время так оно и было.

— Это было сразу после окончания медшколы, за время обучения в которой я умудрился попасть в лучшие пять процентов своего класса, несмотря на то, что, как я полагал, было умеренным пристрастием к мидафину. Тебе известно такое фармацевтическое средство?

Рипли медленно покачала головой.

— О, это симпатичная цепочка пептидов и тому подобных. Заставляет чувствовать себя непобедимым и при этом не лишает тебя способности рассуждать. Однако оно требует поддержания определенного уровня в крови. Будучи парнем умным, я без особых трудностей присваивал нужное мне количество из запасов учреждения, где я в тот момент работал.

— Меня считали весьма многообещающим будущим врачом исключительного дарования, проницательным и заботливым. Никто не подозревал, что мой основной пациент — это я сам.

— Это случилось на первом месте, куда я получил назначение. Центр был счастлив заполучить меня. Я работал за двоих, никогда не жаловался, почти всегда был точен при диагнозах и назначениях. После очередного дежурства я ушел, взвился вверх, словно орбитальный челнок, и забрался в кровать, чтобы раствориться в ощущении полета, когда зазвонил коммутатор.

— Взорвался находившийся под давлением бак энергетической установки центра. Всех, с кем удалось связаться, собирали на подмогу. Серьезно пострадало тридцать человек, но лишь несколько нуждались в госпитализации. Ничего сложного. Ничего такого, с чем бы не мог справиться молодой специалист. Я решил, что справлюсь с этим сам. А потом я направился домой, так что никто не успел заметить, что я был слишком возбужден и весел для человека, поднятого из постели в три часа утра.

Он остановился, собираясь с мыслями.

— Одиннадцать из тридцати умерли, потому что я неправильно назначил дозу обезболивающего. Мелочь. Казалось бы, простая вещь. С этим мог справиться любой дурак. Любой. Таков мидафин. Он практически не влияет на твой рассудок. Только изредка.

— Извини, — мягко сказала Рипли.

— Ничего. Я получил семь лет тюрьмы и пожизненный испытательный срок. Моя лицензия мгновенно опустилась до уровня 3-С со строгими ограничениями, что и где я могу практиковать. В тюрьме я избавился от моей великолепной привычки. Но это уже не имело значения. Слишком много было вокруг родственников, помнивших смерть своих близких. Не было ни малейшего шанса, что ограничения будут когда-либо пересмотрены. Я скомпрометировал свою профессию, а экзаменаторы восхищались, ставя меня в пример. Ну, а теперь представь, куда я мог пристроиться с такой профессиональной квалификацией. И вот я здесь.

— Я так сожалею.

— Обо мне? Или обо всем случившемся? Если о последнем, то я тоже. А о сроке заключения и последующих ограничениях — нет. Я заслужил это. Я заслужил все, что произошло со мной. Я лишил жизни одиннадцать человек. Небрежно, с улыбкой на лице. Я уверен, что погибшие тоже подавали надежды. Я разрушил одиннадцать семей. И, поскольку я никогда не смогу забыть этого, я буду всю жизнь нести этот груз. Вот почему я выбрал именно это назначение. Здесь учишься жить со всем, что ты натворил.

— Ты отбывал срок здесь?

— Да, и знаю всех как облупленных. Поэтому, когда они остались, я остался тоже. Никто другой не станет держать меня на службе.

Он повернулся, чтобы сделать ей инъекцию.

— Ты доверяешь мне сделать укол?

В тот момент, когда Клеменз наклонился к Рипли, на пол сзади него приземлился чужой так же тихо, как он отделился от потолка. Он присел после падения, потом выпрямился в полный рост. Было удивительно и страшно видеть, что создание такого размера может двигаться так тихо. Она видела, как он стоит, возвышаясь над улыбающимся медиком, и его металлические резцы поблескивали под бледным верхним освещением.

Пока Рипли пыталась привести в действие парализованные голосовые функции, она успела заметить какими-то другими органами, что этот чужой несколько отличался от тех, с которыми она сталкивалась раньше. Голова этого чудовища была более широкой, тело — более массивным. Эти небольшие физические отличия зафиксировались в ее мозгу, как краткая вспышка среди застывшего мгновения ужаса.

Клеменз наклонился к ней с беспокойным видом.

— Эй, что случилось? Ты выглядишь так, словно тебе трудно дышать. Я могу…

Чужой оторвал его голову и отбросил в сторону. Она не закричала. Она хотела. Она пыталась. Ноне могла. Ее диафрагма выталкивала воздух, но звука не было.

Чудовище оттолкнуло обезглавленное тело Клеменза и посмотрело на нее. Если бы у него были глаза, мелькнула у нее мысль, а не зрительные рецепторы, еще не изученные наукой. Пусть ужасные и кровожадные, по крайней мере, через глаза устанавливается связь. Окна души, как она прочитала где-то.

Но у чужого не было глаз, как, по всей видимости, и души.

Ее охватила дрожь. Раньше она убегала от них и сражалась с ними, но в этом лазарете, напоминавшем гробницу, бежать было некуда и нечем было сражаться. Все кончилось. Отчасти она была даже рада этому. В конце концов закончатся эти кошмары, и никогда больше не придется в ужасе вскакивать с кровати. И наступит покой.

— Эй ты, иди сюда! — вдруг закричал Голик. — Развяжи меня! Я помогу тебе. Мы сможем убить всех этих задниц.

Чудовище повернулось в сторону заключенного. Потом еще раз посмотрело на неподвижную женщину. Одним прыжком оно метнулось к потолку, зацепилось за край вентиляционного отверстия и исчезло там, откуда появилось. Сверху раздались легкие звуки движения, быстро затихающие вдалеке.

Рипли не двигалась. Ничего не случилось. Чужой не тронул ее. Но тогда она ничего не понимает в них. Что-то в ней оттолкнуло его. Может быть, они не нападают на больных. Или, может быть, что-то было в поведении Голика?

Она