Читать книгу - "Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский"

Агнес села обедать, снова ругая повара и подлеца-трактирщика, который за такие деньги мог вино ей и получше давать. А поев, велела Уте готовить платье к вечеру. Сама же, скинув рубаху, открыла сундук и с удовольствием достала из бархатного мешочка свой стеклянный шар. Прижала к груди. Он был такой теплый, как кот. Иногда ей казалось, что он даже урчит, ну, или издает что-то похожее на урчание. В этот день шар был цвета жирного топленого молока и почти непрозрачный. Красивый. Ей нужно было еще кое-что узнать, всякие мелочи, которые могли пригодиться в сегодняшнем деле, и она снова залезла с шаром на кровать, улыбаясь в предвкушении.

Когда девушка открыла глаза, Ута, ее служанка, стояла возле кровати, боясь потревожить госпожу.

– Что? – буркнула Агнес.

– Трактирщик спрашивает: подавать ли ужин?

– Уже вечер? – приподнимаясь на кровати и глядя в окошко, спрашивала девушка.

– Скоро, – отвечала Ута.

– Пусть несут. Но есть не буду, одежду давай и скажи Игнатию, что со мной пойдет.

– Угу, – кивнула служанка и ушла.

Агнес быстро вскочила с кровати, подбежала к окну. Так и есть, дело к вечеру пошло, скоро колокола бить начнут, звать людей к вечерне. Ну и ладно, зато выспалась. А то может статься, что ночью поспать не придется.

Она стала одеваться. И одежды на этот раз надевала мало, платье заранее выбрала самое простое. Без лишних изысков, которое легко снять при надобности. Нижнюю рубаху надела одну, а без нижних юбок вообще обошлась. Одевалась быстро, скорее по привычке ругая нерасторопную Уту. А когда была готова, встала перед зеркалом: хороша. Жаль, что никто ее сегодняшней красоты не увидит.

– Ступай, – велела она служанке, – Игнатию скажи, что выхожу уже, пусть к реке идет. Я там на берегу буду.

Она надела перчатки – что за дама без перчаток. Нет, конечно же, не потому, что дамы без перчаток не ходят. Дело было в другом. Агнес открыла свой сундук и достала с самого низа тряпицу. Развернула ее, и там лежала склянка желтого стекла с черной крышкой. Совсем маленькая скляночка, на две капли, не больше.

Но в ней было варево такой силы, что о ней в мудрых книгах писали знающие люди: не бери отвар открытой рукой, даже если он в сосуде верном, – ибо смерть.

Девушка не знала, получилось ли зелье, варила она его первый раз. И чтобы испытать варево, одну из плошек, которую использовала для конденсации, сполоснув водой, наполнила молоком и поставила в подвале. Утром следующего дня уже звала Уту, чтобы та собрала дохлых крыс. А было их, больших и малых, больше полудюжины. Зная крепкое крысиное здоровье, Агнес не приходилось сомневаться в силе зелья. Поэтому брала девушка желтую склянку только в перчатках. Сказано же: «Не бери отвар открытой рукой, даже если он в сосуде верном, – ибо смерть». Мудрые люди знали, о чем говорят. Она завернула зелье в тряпицу и пошла из покоев вниз, на улицу.

День хоть и клонился к вечеру, было светло, солнце еще и не думало садиться. Агнес пришлось приложить все свои умения, чтобы выскользнуть из трактира незамеченной. Получилось – ни разносчики еды внизу, ни возницы, ни дворовые холопы на подворье ей не кланялись. Значит, не приметили важную даму, что покинула трактир и быстрым шагом отправилась по дороге от замка к захудалой речушке, бежавшей к истоку большой реки. Шла, стараясь скользить от тени к тени, чтобы глаз чей-нибудь ее не заприметил. А то вдруг по улице госпожа пешая идет, и одна. Сие странно. Девушка обернулась. Игнатий шел за ней следом. Быстро шел, оглядываясь при этом, ее найти пытаясь, но тоже не видел. Тогда Агнес остановилась, помахала ему рукой. Он только тут госпожу заметил, прибавил шага, а она продолжила путь дальше. Так и прошла перекресток, что вел к величественному графскому замку, конюх следовал за ней. Тут и колокола в графской часовне забили. Красивый звон у них. Девушка даже остановилась. Вечерня. Сыч уже у мостушек, должно быть. Она прибавила шаг и, почувствовав сырой запах реки, свернула к ней.

И Сыч, и толстуха Эмма уже были там, стояли у воды, беседовали, прачка отмахивалась от комаров сломанной веткой. Только вот не очень походило это на свидание. Сыч был невесел. У него лицо такое, словно его вешать сейчас будут, а толстая прачка по скудости ума или от волнения этого не замечала. Щебетала ему что-то, щебетала, не останавливаясь.

Агнес прошла мимо, их с Сычом взгляды встретились, и она сделала ему знак: за мной ее веди. И направилась к холму, поросшему деревьями и кустами. Сыч вздохнул и нехотя что-то сказал толстухе, а та принялась махать на него веткой, смеяться, прикрыв рот рукой. Он же взял ее под локоть и отвел от реки к кустам. А следом за ними уже и Игнатий спешил.

Толстуха по скучному лицу Фрица ничего не понимала, а как увидала в зарослях в десяти шагах впереди себя женщину, которой в таком месте и близко быть не должно, остановилась и сказала Сычу:

– Ой, люди тут, господин.

Сыч тоже остановился.

– Что встал? – окликнула его Агнес. – Сюда ее веди.

– Что? Меня? Куда? Зачем? – удивлялась прачка.

А Фриц Ламме, морщась, как от кислого, уже взял ее под локоть.

– Пошли, зовут нас.

– Куда? К чему? – Теперь толстуха почувствовала неладное. – Зачем я этой госпоже?

– Не ерепенься, говорю.

– Куда? – захныкала Эмма и стала упираться. – Домой мне надобно, в замок, меня хозяин искать будет.

Но тут на помощь Сычу пришел Игнатий, он схватил толстуху под другую руку, они притащили ее к Агнес и бросили наземь. Тут баба и завыла:

– Ой, госпожа, что вам от меня надо?

– От тебя ничего, а вот платье мне твое надобно, – отвечала девушка на удивление спокойно. – Снимай платье.

– А я как же? – не торопилась снимать одежду толстуха.

– Снимай, – зашипела девушка так, что прачка сразу стала распускать передник, но при этом все еще ныла:

– А со мной как? А со мной что будет?

Агнес сорвала с ее головы чепец и ответила негромко:

– Ничего уже с тобой не будет.

Она стала примерять на себя чепец прачки, надела и покривилась: туда бы две ее головы влезло.

Толстуха тем временем, кинув свою огромную нижнюю рубаху в кучу одежды, сняла и нижнюю юбку, стояла уже совсем нагая. Всхлипывала:

– Госпожа, что теперь? Что теперь будете со мной делать?

Агнес рылась