Читать книгу - "Император - Олег Кожевников"

Пока ждал прихода обер-прокурора Раева, всё гадал причину его стремления встретиться со мной. В голову пришла только одна мысль – император являлся главой православной церкви России, а обер-прокурор всего лишь при нём управляющий имуществом и следит за соблюдением православных традиций и догм. А значит, Раев хочет получить руководящие указания от будущего главы русской православной церкви. И вполне вероятно, стремится проверить свежеиспечённого монарха на предмет передачи хлопотной функции главы церкви духовным иерархам. По крайней мере, мне, человеку, далёкому от церкви и часто имевшему дело с человеческими амбициями, казалось, что обер-прокурор желал бы стать патриархом русской православной церкви. Логика у меня была простая и включала две непреложных для меня мысли. Во-первых, плох тот солдат, который не хочет стать генералом. А во-вторых, Михаил получает скипетр с некоторыми нарушениями устоявшихся законов престолонаследия, а значит, именно сейчас его можно потрясти, чтобы выбить для церкви сан патриарха. Хотя бы обещание в дальнейшем рассмотреть этот вопрос. Зачем обер-прокурор добивался встречи с Михаилом именно первым перед его публичным выступлением, я узнал буквально через минуту.

Перед тем как Раев вошёл в бронекапсулу, ставшую на время путешествия моим кабинетом, я наметил линию поведения, которой собирался придерживаться. По-другому с обер-прокурором было нельзя – вмиг обведёт вокруг пальца и уговорит подписать какую-нибудь бумажку, которая впоследствии окажется судьбоносным для всей России указом. Слишком уж Раев был хитрым, умным и опытным царедворцем. Такого провести и заставить делать то, что нужно тебе, невозможно. Но как я уяснил из прошлой нашей встречи, его можно ошеломить. Загрузить мозг обер-прокурора какой-нибудь проблемой, не связанной с проводимой встречей, и этим заставить его потерять нить своего замысла, а значит, дать мне необходимую передышку. А если его ещё при этом вынудить оправдываться, то это значит, что этот раунд с могущественным церковным аппаратом я выиграл. И никаких казуистических препон этот самый аппарат уже просто-напросто не успеет подготовить. Напрямую вставать в оппозицию к императору церковь, естественно, не будет. Верхушка церкви просто хочет под шумок выцарапать себе дополнительные права и привилегии. А озадачив в сегодняшнем разговоре Раева и заставив его оправдываться, я, получается, ставлю обер-прокурора на место. И оставляю взаимоотношения между верховной властью и церковью на том же уровне, что был и до меня. Не то чтобы я был против патриаршества, скорее за. Но менять уже прижившиеся устои власти не хотел. Нужно сначала разобраться, а уже потом приниматься за реформы. А то так нареформирую, что революции 1917 года покажутся цветочками. Тема, которая может заставить Раева сбиться с намеченного плана в разговоре с Михаилом, была. И это, конечно, убийство Сибирского старца, Григория Распутина. Из материалов, которые я прочитал в папке Бунда, и из прошлого разговора с обер-прокурором я пришёл к выводу, что Раев и практически всё руководство Священного Синода поддерживали Распутина. В папке Бунда я нашёл бумагу внутрицерковной переписки. Там протопресвитер Шавельский жаловался одному из иерархов: «Ставленники Распутина уже фактически держат в своих руках управление. Обер-прокурор Священного Синода Раев, его товарищ Жевахов, управляющий канцелярией Священного Синода Гурьев и его помощник Мудролюбов являются распутинцами. Эту же веру исповедуют митрополиты Питирим и Макарий. Целый ряд епископов епархиальных и викарных были клиентами Распутина». В своём первом разговоре с обер-прокурором я воспользовался почтительным отношением Раева к Распутину и добился тёплого отношения к боевому генералу со стороны обер-прокурора Священного Синода, так почему бы сейчас не добиться своей цели, пользуясь тем же методом?

Вот с такими мыслями я дожидался обер-прокурора. Когда Раев вошёл с портфелем, наверное, набитым бумагами, которые обер-прокурор думал у меня подписать, я тепло поздоровался с ним, заметив при этом, что он хорошо выглядит. Затем тем же елейным голосом, но, правда, с подковыркой, принятой в наших разговорах с Кацем, произнёс:

– Николай Павлович, выглядите вы действительно прекрасно, как и должен выглядеть один из высших государственных чиновников. Чего не скажешь о душе русского народа – Сибирском старце Григории Распутине. Убили его прихожане нашей церкви. Я уверен, что это злодеяние они замыслили давно, и наверняка на исповедях кое-какие замыслы доходили до ушей священников. Ведомство православного исповедания находится в вашем введенье. Я знаю, что не только вы почитали Сибирского старца, но и ваш товарищ Жевахов, управляющий канцелярией Священного Синода Гурьев и его помощник Мудролюбов тоже считали появление Распутина Божьим промыслом. Да и епархиальный архиерей Петрограда митрополит Питирим является сторонником Сибирского старца. Как же Священный Синод допустил такое святотатство – убийство Григория Распутина? Даже я, на войне привыкший терять близких мне людей, был потрясён злодейским убийством Распутина. Что уж тут говорить о тонкой душевной организации Николая Второго. Он как любящий отец страдал от гибели его сыновей на фронте, а тут такой подлый удар в спину.

– Ваше величество, ну какая вина в этом злодеянии Священного Синода? Мы же не Министерство внутренних дел, а тем более не жандармерия. И не можем следить за прихожанами церквей. К тому же существует тайна исповеди. Ведомство православного исповедания строго следит за этим.

– Вот именно, Синод следит только за соблюдением православных канонов, а общество между тем развивается, и у него появляются новые устремления. Эти веяния, привнесённые безбожниками социалистами и прочими деструктивными элементами, нужно, во-первых, отслеживать, а во-вторых, противодействовать экстремизму. И не только полиции и жандармерии, а всем структурам государства Российского.

Моя речь сделала своё дело, Раев забыл про свой портфель и начал выгораживать работу Священного Синода. Я с удовлетворением от своего иезуитского замысла слушал многословное описание работы его ведомства по укреплению православия в России. Как священники своими проповедями ограждают прихожан от тлетворного влияния агентов дьявольских учений. Своими репликами я подзуживал обер-прокурора к новым словесным излияниям. Это продолжалось до тех пор, пока в дверном проёме не возник ротмистр Хохлов, который громко объявил: