Читать книгу - ""Фантастика 2025-28". Компиляция. Книги 1-19 - Дмитрий Шатров"

кровати потягивающегося и хитро зыркающего красными глазюками призрачного, черепастого монстра. Или двух сразу!

Пока девочки летали на биеннале, мужики держали военный совет. Или, скорее сказать, подводили итоги минувшего года. Это был во всех отношениях хлопотный год. Городу он запомнился «жуткой резней в Гремучей лощине», а следственным органам – страшной головной болью и множеством уголовных дел, которые грозили навсегда перейти в разряд «висяков». Сошлись на самой безопасной и самой туманной версии произошедшего: в усадьбе Гремучий ручей орудовала некая международная секта, лидером которой являлась иностранная гражданка Марта Литте, а так же ее мать, Розалия Литте. В результате преступной деятельности этих гражданок был совершен ряд злодеяний и несколько жестоких убийств. В основном пострадал персонал клиники и кое-кто из гостей. Не самых медийных. В противном случае, дело приобрело бы совсем другие масштабы. Марта и Розалия Литте стали жертвами своих же последователей и собственного жестокого культа, промышлявшего похищением людей, кровавыми мессами и человеческими жертвоприношениями. На культ и мессы списать случившееся в усадьбе было проще всего, хотя сомнения оставались абсолютно у всех: как у следственных органов, так и у простых обывателей.

Больше всего вопросов было у тех, кому довелось лично присутствовать на месте преступления и осматривать тела погибших. Но на все аномалии и странности было велено закрыть глаза, дабы не выносить сор из избы. Мирон подозревал, что решение это было принято в высоких кабинетах не без участия Григория и Астры, которые почти на месяц пропали из виду, пытаясь замять и урегулировать то, что еще было возможно замять и урегулировать.

Харону тоже предложили замять и урегулировать: привести тела жертв в надлежащий вид перед тем, как вернуть их родственникам. Харон с присущей ему основательностью сделал все, что от него зависело. Он больше недели не выходил из конторы, возвращая человеческий вид тем, кто больше не принадлежал к человеческому роду.

Но самое главное – с Леры были сняты все обвинения, потому что стало достоверное известно, что она все это время находилась в коме и сама стала жертвой жестокого покушения. Подтверждением тому были слова многочисленных свидетелей и сиделки Семеновны. Но красноречивее всего была проникающая рана брюшной полости и следы Лериной крови на ноже с отпечатками Розалии Францевны.

Про то, что Леру привезли в больницу Харон и Мирон, все свидетели благополучно забыли благодаря Григорию и его дару внушения. Все, кто дежурил в больнице той ночью, твердо помнили, что пострадавшую привез кто-то из полицейских, но никто не помнил, кто именно. А Мирон оказался в больнице, потому что ему позвонил лично начмед Горовой. Горовой подтвердил, что звонил и просил уважаемого Мирона Сергеевича подъехать и помочь в сложившейся ситуации. Вот Мирон подъехал и помог, чем мог.

Милочка так и вовсе целый день не выходила из дома по причине плохого самочувствия. Начмед Горовой с готовностью подтвердил, что собственнолично настоял, чтобы уважаемая Людмила Васильевна оставалась дома. Пожалуй, эта подстраховка была лишней, потому что Астра предусмотрительно прихватила дробовик с поля боя, стерла с него все отпечатки, а потом и вовсе утопила в Гремучем ручье. Милочку никто ни в чем не подозревал, но Астра не хотела рисковать даже в мелочах.

Радиопередачу Карпуши Черного закрыли. На доме самого Карпуши повесили мемориальную доску. В городе его считали героем и правдорубом, отдавшим свою жизнь ради поиска истины. На открытии доски мэр города сказал несколько скупых благодарственных слов, а местное кабельное телевидение сняло репортаж. Если бы Карпуша остался жив, то наверняка был бы доволен оказанным почетом.

А у усадьбы неожиданно появился новый владелец, миллионер и меценат Грегори Сандпайпер, который твердо вознамерился сделать в ней музей. Разумеется, доверить управление музеем он мог только Софье Куликовой, Мироновой Ба. Мирон никогда не спрашивал у Григория, рассказал ли тот Ба всю правду о себе. Но по тому, как общались Ба и Григорий, чувствовалось: если Ба и не знает всего, то о многом точно догадывается. В конце концов, она всегда была очень умной и очень наблюдательной.

Сомнения развеялись, когда на комоде в гостиной Ба появилось сразу несколько фотографий. На одной из них были Мирон с Григорием. Этот снимок сделала Астра, когда подметила их удивительное сходство. А на второй – молодой дед Митя, стоящий между улыбающимся франтоватым мужчиной и ослепительной красоты брюнеткой. Григорий с тех пор заматерел и слегка поседел, но было очевидно, что на снимке именно он. А женщина… Астра была прекрасна хоть с черными, хоть с белыми волосами!

В общем, жизнь медленно и неуклонно возвращалась в привычное русло.

Лера после ранения и операции восстановилась очень быстро.

– Молодой организм. Высокий регенераторный потенциал. Своевременно оказанная медицинская помощь, – объяснял происходящее Харон.

– Чудо! – уверенно и безапелляционно заявляла Милочка.

– Особые способности, – усмехался Григорий.

– Девочка просто знает, как мы все ждем ее возвращения! – говорила Астра, передавая Мирону все новые и новые пакеты с какими-то дамскими штучками для Леры, которые должны были непременно повысить и ее боевой дух, и ее иммунитет.

А сам Мирон не искал никаких объяснений, он просто тихо радовался, что у них с Лерой есть один сон на двоих, а потом, очень скоро, будет и целая жизнь на двоих. И в этой жизни у них будет все: и семья, и верные друзья, и любимая работа, и даже весьма экзотический домашний питомец, который отзывается и на Горыныча, и на Костяную башку, и на Цербера, и на сладкого мальчика!

Татьяна Корсакова

Свечная башня

Глаза у девочки были синие, как августовское небо. Не человеческие какие-то глаза – кукольные. И этими своими синими кукольными глазами она всматривалась в его лицо, запоминала. Она не закрывала их до самого конца. Уже и лицо сделалось лиловым, и дыхание оборвалось, и пальцы перестали цепляться за его одежду, а глаза все глядели, всматривались, запоминали.

– Ну же, – сказал он почти ласково и так же ласково, но неотвратимо еще сильнее сжал тонкую детскую шею. – Ну, закрой глазки, маленькая. Хватит уже…

Она то ли послушалась, то ли наконец кончились силы в ее тщедушном тельце, но перед тем, как синие глаза закрылись навсегда, он увидел в них нечто пугающе нездешнее…

* * *

Василису Свиридову хватились к вечеру. Не хватились бы и до ночи, если бы не полдник. На полднике младших пересчитывали по головам, как курят. Курятами их называла старшая воспитательница Лизавета Петровна. Она их – курятами, они ее – Лисапетой. Мирославе оба прозвища казались непозволительными, поэтому она при каждом удобном случае одергивала и воспитательницу, и воспитанников. Не помогало. Не помогало потому, что основатель школы Всеволод Мстиславович Горисветов слишком уж лояльно относился и к персоналу, и к воспитанникам.

Особенная школа – особенные правила. Вот так он любил повторять. И ведь не поспоришь! Потому что правила эти написал он сам. Мирослава пыталась помочь, но от ее более чем дельных советов шеф мягко отмахивался. Или не мягко? За тринадцать лет знакомства Мирослава так и не поняла, чего ожидать от него и его единственного отпрыска. Аристократы! Голубая кровь, белая кость! Титул у них, регалии, деньги, какие Мирославе даже не снились. Еще и усадьба эта!

Горисветово! А как же иначе?! Хозяева Горисветовы, а усадьба, стало быть, Горисветово. Я памятник себе воздвиг нерукотворный… Впрочем, очень даже рукотворный и очень даже памятник! Культурное наследие! Под реставрацию усадьбы Всеволод Мстиславович выбил какие-то немыслимые гранты. Реставрацию провели в кратчайшие сроки и, как думалось Мирославе, очень качественно. Там, где нужны дубовые панели, там они и есть дубовые, а не из крашеной сосны. Там, где был наборный паркет, там он наборным и остался. Семь пород