Читать книгу - "Крымская война. Попутчики - Борис Батыршин"

Благо, лететь недалеко: если мне не изменяет память, русские авиаматки во время Первой Мировой спускали гидропланы на воду милях в двадцати от цели - моторы «Гном-Моносупап» отличались весьма капризным нравом, да и запас топлива у «пятерок» ограничен. Нет, гостей надо ждать часа через полтора-два, не позже.

Я помотал головой, отгоняя неуместные фантазии. Перегрелся на солнышке? Кстати, вариант - жарит вовсю, а замотать голову хотя бы тряпкой я не додумался.

Рассуждаем здраво. Какие еще авиаматки? Скорее уж пароходофрегат, ведь "Пробой" был настроен на 1854-й. Но, чтобы гидросамолет времен Первой Мировой? Да, он выглядит, как мечта исторического реконструктора, но... неоткуда ему взяться, неоткуда! А значит, это просто творение одержимого историей самодельщика, и нахожусь я в своем родном двадцать первом веке, и никак иначе! Аутентичность в мелочах - это, конечно, круто, но без нормальных средств связи его в полет не выпустят, с правилами авиационной безопасности шутки плохи.

"...а вот на аэропланах Великой Войны радиосвязи не было - во всяком случае, на русских летающих лодках..."

Да нет, бред. Полный. Какая Первая Мировая... а что до урагана, то это хитрая атмосферная аномалия, вызванная нештатной работой "Пробоя". М-5 - банальный, хоть и весьма убедительный, новодел, и пилот в этот момент наверняка вызывает МЧС-ников или погранцов.

Но, с другой стороны, касторка... и солнце по-летнему высоко...

Я выпрямился так резко, что мой обломок кораблекрушения качнулся, и я чуть не свалился с банки. Нет, ну как можно быть таким идиотом? Снова забыл о рации! Проще простого - связаться с этими "авиаторами" и прояснить ситуацию, пока мозги окончательно не вскипели!

IV

В открытом море

Гидрокрейсер «Алмаз»

лейтенант Реймонд фон Эссен

На полубаке «Алмаза» стучали молотки и визжала ножовка; матросы спешно заканчивали дополнительный пандус на полубаке. Эссен критически обозрел сооружение, вздохнул и отвернулся. А что остается? Гидрокрейсер изначально приспособлен к тому, чтобы нести четыре М-5; теперь предстояло впихнуть шесть, не считая обломков аппарата Корниловича. Вон они, под брезентом, позади передней трубы и местные механики бродят вокруг неостывшего трупа, прикидывая - что бы оттяпать? Нет, судари мои, так не пойдет!

- Рубахин, ко мне!

Рубахин - моторист мичмана Цивинского, пилота с «Алмаза» - обернулся, увидел фон Эссена, и физиономия его немедленно сделалась благостной. И лживой - небось думает, подлец, что новое начальство не в курсе, кто уже успел вывинтить клапана из трех цилиндров...

- Отставить мародерство! Еще раз увижу - настоишься под винтовкой!

Ставить моториста на ют, с винтовкой и ранцем - обычное флотское наказание за мелкие провинности - дело, конечно, неслыханное. Эта публика - белая кость; на них глядят с уважением, почтительно обращаются по имени отчеству. Еще бы - авиаторы! Мотористам не раз приходилось подменять в полетах наблюдателей, а уж капризную механику гидропланов они знали на «ять».

- Так точно вашбродие! - и, тоном ниже: - Я ж тока тягу снять хотел, от высотного руля! На «девятке» начисто перетерлась, того гляди, лопнет. А нам летать - куда ж оно годится?

Вот как ты будешь на него сердиться? Моторист носится с аппаратом как с родным дитем: недоест-недоспит, стырит, выменяет, а «девятку» обиходит в лучшем виде. И правильно, только так и надо.

- Ты, Рубахин, зубы-то мне не заговаривай! Тяга у него... Надо чего - пиши рапортичку, а руками лезть не моги! Ступай прочь, чтобы я тебя тут боле не видел!

С этой публикой ухо востро: стоит отвернуться, они и исправную машину по винтику растащат. Куркули.

***

Внизу, у борта застреляло, зафыркало. Летающая лодка с номером 32 развернулась против ветра и бодро пошла на взлет.

«Осмотрите парусник, и, если надо, наведете на него «Заветного», - напутствовал Марченко фон Эссен. - Они к тому времени уже выловят нашего крестника. Вымпел - дело ненадежное, поди, попади им на узкий миноносец! А вы, дюша мой, пролетите пониже, крыльями помашите, курс покажите ракетой. С «Алмаза» отстучат по беспроволочному телеграфу - миноносники сбегают, угля у них много. Да и турка под завязку, забункеруемся, если что...»

Лейтенант проводил аппарат взглядом и задумался. Что-то грызло его изнутри. Непросто, ох, непросто придется в ближайшие несколько часов! Половина гидропланов - инвалиды. Его собственный стоит без мотора; у М-5 лейтенанта Качинского треснул форштевень и дыра в фанерном днище, гидроплан с номером «17» ждет замены плоскостей. В строю только три машины, и одна из них только что ушла к горизонту. Который что-то слишком быстро затягивает облаками...

- Рубахин, где ты там?

Моторист нарисовался подозрительно быстро. Карман галифе - щегольских, дорогой английской ткани, подшитых на заду кожей, - подозрительно оттопыривался. "Непременно ждал, когда я уйду, чтобы свинтить тягу..."

- Давай, бери двоих в помощь, и снимайте с этой развалюхи плоскости. Будем ставить на "семнадцатый». Лично отвечаешь - и шевелись, чтобы к восьмой склянке все было в лучшем виде. Сам полетишь со мной, обкатывать. ежели что - вместе искупаемся!

Довольный Рубахин проорал "Есть, вашбродь! - откозырял и метнулся на корму. Ключ при этом выскочил у него из кармана галифе и с лязгом запрыгал по палубе. Моторист рыбкой метнулся вслед и едва успел подхватить инструмент у самого борта.

"Вишь, шельмец... а ничего, ловок! Справится."

Надо поискать Корниловича, подумал Эссен. Хватит посыпать голову пеплом, пусть принимает аппарат Качинского. Трещины механики заделают быстро, и к утру, даст Бог, в строю будет пять гидропланов.