Читать книгу - "Когти Тьмы - Семён Нестеров"

А магу огня, силой Инноса обращающему в пепел неисчислимые орды приспешников Белиара? Впрочем, те, кто побывал хотя бы рядом с линией фронта, уже давно не верили. Однако всегда находились отчаянные, кто не прочь был испытать судьбу в рядах королевских новобранцев. Некоторые из них даже переживали свой первый бой. Таких было немного, но самые отличившиеся порой попадали на плакаты, где с гордым видом показывали свои ордена со священной свечой Инноса. Или же это были лишь фантазии местного художника, которому храм выплатил такую премию, что он купил себе уже целый особняк на окраине купеческого квартала? Кто знает… Ясно было лишь одно, что как только взор паладинов обратится в сторону дерзкого бандита, он закончит свои дни или с мечом в брюхе, или на каторге. Раньше его ещё могли повесить, а то и за особые заслуги посадить на кол или четвертовать, но после недавнего королевского эдикта всё переменилось, и теперь всех подряд, за любые преступления, отправляли в долину рудников Хориниса. У паладинов, конечно, могло быть иное мнение, как следует поступать с мародёрами и убийцами, однако для них тоже не делалось исключений. Стоило нарушить приказ, и даже дворянин, невзирая на заслуги и титул, мог отправиться в печально известную долину рудников. И были даже такие безумцы, которые специально совершали преступления на глазах у стражи, чтобы попасть в колонию, а не на фронт. Видимо, дела на передовой были не так радужны, как изображали листовки и увещевали герольды на площадях. Но эту историю вы наверняка уже слышали.

Глава 5. Совет демиургов

Спасенье или разрушенье мира?

Что обсуждают на обед

Великие, кого воспела лира,

Могучие, не знающие бед?

Мощный дубовый стол, который в иной ситуации мог бы служить крепостными воротами, не ломился от яств и напитков, но трое сидящих на столь же внушительного вида стульях, годящихся быть тронами старейшин какого-нибудь нордмарского клана, не испытывали ни малейшего неудобства от недостатка угощений. Стоило взять кусочек какого-то из угощений, как точно такой же появлялся на тарелке вновь. Стоило отпить из бокала вина, как он вновь наполнялся, а по велению мысли пившего мог поменять и сорт вина, и год сбора урожая, и время выдержки. Края зала, не освещённого ни свечами, ни какими ещё источниками света, терялись даже не во мраке или пустоте, а в полном отсутствии и того и другого. Любой пожелавший бы вглядеться в даль, просто бы не смог осознать, что там находится. Не было в этом удивительном месте ни теней, ни бликов, ни звуков или запахов, помимо тех, которые были угодны гостям и связаны с происходящим за столом. Каждый из сидящих там был одинаков, и столь же различен и ни на кого не похож. Будто бы близнецы, вырядившиеся в мантии разного цвета. Один был в чёрной с кровавыми каплями, которые непрерывно образовывались, будто сочились из самой ткани, а затем падали на каменный пол, разлетаясь в дребезги и растворяясь в воздухе. Второй был в красной, словно пламя мантии с золотым тиснением, светящимся мягким желтоватым светом, будто бы горящая свеча. Третий же был менее притязателен, и его сине-голубая мантия колыхалась как волны тихого моря. Их движущиеся наряды, пожалуй, всё равно были самым постоянным в их облике, потому что лица их были с трудом различимы и как будто бы отражали не внешность, а настроение. Молодой мужественный воин мог через мгновение стать морщинистым старцем для того, чтобы брошенный исподлобья взгляд производил большее впечатление. Тот, что в чёрном, и вовсе иногда становился прозрачным так, что сквозь плоть был виден скелет. Какое-то время все трое сидели молча, обмениваясь многозначительными взглядами, и иногда потягивая вино или пробуя сменявшиеся каким-то неведомым образом на столе закуски.

— До сих пор не могу поверить, что после всего случившегося люди всё равно поклоняются нам, — начал, наконец, гость в красном.

— В этом нет ничего странного, все разумные расы испытывают страх перед грубой силой, а потому стремятся всячески показать своё почтение и покорность, чтобы не быть уничтоженными. Элементарный инстинкт самосохранения. Меня больше удивляет то, что ни один из них до сих пор не осознал божественного единства. Тебя они именуют Инносом, меня Белиаром, при этом считая злейшими врагами. Представь, как бы они удивились, узнай, что мы сейчас мирно беседуем за одним столом.

— Не забывай, брат, что этот стол лишь продукт нашего восприятия, которое мы на время этой встречи сами себе привили, чтобы легче было мыслить, как люди, судьбу которых мы должны решить.

— Да-да, симуляция. Но попробуй это вино, на вкус оно весьма убедительно. Если мы на данный момент боги этого мира, то почему бы не получать удовольствие от этой игры? Разве не приятно на миг ощутить себя простым смертным, отвлечься от серьёзных проблем? Так сказать, тряхнуть стариной, не правда ли, мой дорогой брат?

— Жизнь вовсе не кажется игрой для тех, кто в неё погружён. Даже для нас эта грань едва ощутима, чего же ждать от простых людей, у которых все высшие чувства глубоко спят? А что касается былого… Все мы совершаем ошибки. Я признаю, что в том воплощении был слишком заносчив. Ошибкой было вообще воплощаться в облике человека. Неконтролируемая сила, при заглушённом понимания устройства мироздания, является величайшей опасностью. Наша война чуть не погубила весь этот фрагмент проявленного мира, а порталы, которые ты открыл, могли и вовсе превратить его в агрессивно разрастающийся хаос. Хорошо ещё, что очаг скверны удалось локализовать и отделить Моргард от остального Древа Мира.

— Не спорю, я виноват не меньше твоего. Однако прошу заметить, что порталы мне удалось стабилизировать самому. Но поздно сожалеть о минувшем. Благо, нам дали шанс исправить содеянное. Так что лучше подумаем, как теперь выбираться из сложившейся ситуации. Думаю, наш как обычно сдержанный брат уже заждался, и ему не терпится перейти к делу. Не правда ли, Аданос?

— Я подожду, пока вы наиграетесь. У меня в запасе вечность.

— К сожалению, её нет у людей, которые каждое мгновение умирают сотнями, а то и тысячами, из-за нашей несговорчивости, — возразил тот, кого называли Инносом.

— Не волнуйся, время для людей течёт по-другому. Ты же знаешь, что для нас их времени и вовсе не существует. Здесь мы сами выбираем его течение.

— Я и забыл, какой ты зануда, Аданос, — вмешался Белиар, — раз уж мы примерили вновь на себя человеческие обличья, дай хоть на мгновение отбросить весь этот рационализм.

— Однажды мы уже наступили