Читать книгу - "Филумана - Валентин Шатилов"

А князь Иван ждал ответа на свой вопрос, по-прежнему осклабясь. Хотя мысли его приняли направление, далекое от приветливости. Сводились они к тому, что Дмоховский пенял себе за нерасторопность: люди-то уже делом занялись – собирают в Вышеграде заслуженную добычу, а он отстал. Так можно и вовсе голу и босу из похода воротиться!

– Не находки, – пояснил Михаил, – А всего только одна находка. Нашли мы младшего сына князя Лексея Окинфова. Ете живым. И даже гривна его родовая рядом отыскалась. Так что не прервется их княжеский род.

Слушая Михаила, Дмоховский все больше мрачнел. Заметя это, мой супруг удивленно поднял брови: – Разве не радостная это новость, что еще один род сохранен, а не ушел в небытие?

– Смотря какой род, – скривя бесцветные губы, проронил Дмоховский и, коротко кивнув, отправился дальше.

– Бедного Якова ждут новые неприятности, – сообщила я мужу. – Князь Иван собирается поднять вопрос о каре роду Окинфовых за участие в паровом ополчении. И сделает это сегодня, пока слишком еще свежи в памяти все события, а раны не затянулись.

– Ну, сегодня-то это вряд ли возможно будет, – возразил Михаил. – Сначала – погребальный костер, потом тризна… А до завтра я переговорю со всеми князьями, особенно с великим князем Петром. Он, кажется, настроен на замирение всех родов.

* * *

Но Дмоховский ждать не был намерен и поднял вопрос о роде князей Окинфовых прямо на тризне.

Вставши с кубком в руке, будто для поминального слова, он вдруг произнес: – Говоря о павших, не забыть бы о живых. Всем нам ведомо, что некоторые князья не присоединились к Великому собору – да будет им вечный стыд карою за трусость! А некоторые князья даже участвовали в царовом ополчении! В глумлении над святым мучеником князем Константином! А потом и на сечу вышли – рубить под стенами вышеградскими нашу рать Христову! Можем ли мы это оставить без наказания, спрашиваю вас, други мои?

Над столами повисло настороженное молчание. Зная князя Ивана как фарисея и догматика, все ждали, что он предложит. После столь славной победы мало кто хотел новой междоусобицы между княжествами.

Я-то понимала, что это – пока, до первой искры, что при столь шаткой и аморфной властной конструкции, как Великий собор, уже совсем скоро князья начнут собирать дружины и против друг друга. Но сейчас, сидя плечом к плечу, они не предполагали такого поворота и надеялись, что теперь-то уж, после нового поражения, нанесенного нечисти, вновь на пятьсот лет воцарится мир и спокойствие.

Дмоховский выдержал паузу и, разведя руки, горестно сообщил: – Как знают все, ни одного изменника, ни одного князя, перебежавшего под воровские знамена бывшего цара, а ныне беглого татя Морфейки Телицына, нам изловить не удалось. Нет их среди плененных ополченцев, не найдены они и среди скрывающихся в округе.

И тут, резко наклонясь вперед, он вперился прищуренным взглядом в лицо Михаила.

– Однако известно мне стало, что князь кравенцовский Квасуров, славный многими хитростями, помогшими нам победить, и здесь исхитрился найти одного из таких христопродавцев. А именно – последнего из рода предателей Окинфовых, с которого и надобно нам начать вершить возмездие!

Удивленный ропот пронесся над столами, все головы повернулись в нашу с Михаилом сторону.

– Не возмездия я хочу, а торжества справедливости! – громко ответил мой супруг. – А в чем справедливость? – язвительно осведомился князь Иван. – Где мы ее отыщем? В священной Прави? Там нет такого. Потому как предки наши и помыслить не могли, что найдутся вероотступники, которые согласятся пойти вместе с нечистью супротив православной веры!

Он так хлопнул золотым кубком по столу, что расплескал вино. Перед ним по скатерти расплылось темно-красное, будто венозная кровь, пятно.

– Так вот, други мои, воины Христовы. Следует нам теперь дополнить Правь. И свершить это сегодня, на этой тризне. Подтвердив, что не напрасно погибли православные ратники, что воздается ворогам не только на небесах, но здесь уже – среди живых!

Великий князь Траханиотов начал подниматься со своего места, но князь Иван не дал себя прервать.

– И я предлагаю, други мои, – своим высоким надтреснутым голосом провозгласил он, – лишить род Окинфовых звания князей, которое они запятнали. А последнего из Окин-фовых предать казни. Но не такой казни, какой предали наши вороги страстотерпца князя Константина – мы же не звери с вами! А казни обычной, только и подходящей для изменников, сошедшихся с нечистью, – утопить его до полного умерщвления.

Загудели за столами, заволновались. И я скоро поняла причину волнения.

Много возможных проступков и даже преступлений записано в Прави. За некоторые предусмотрено и лишение жизни. И способы лишения расписаны многообразные. Но специально оговорено, что ни лыцара, ни тем паче князя нельзя умерщвлять удушением. Ни в петле, ни в воде, ни путем закапывания живым в землю. Никто из господ по Прави не мог быть подвергнут ни одному из этих способов умерщвления. Предложение же Дмоховского означало, что князья-изменники, казненные этим способом, князьями быть перестают. И их, и весь их род уже больше не княжеский, раз их утопили.

Да, уж лучшего метода изгнания родов из числа господских нельзя было и придумать!

Не знали только собравшиеся одного – хорошо видной мне в мыслях князя Ивана истинной подоплеки всей этой суеты со смертоубийственным отлучением рода Окинфовых от княжения. А именно: Угнанское княжество – вотчина князей Окинфовых – непосредственно граничило с владениями князя Ивана. И кому, как не ему, должны были после казни отойти земли, оставшиеся без князя? По крайней мере, Дмоховский очень на это рассчитывал, ибо с другой, противоположной от него стороны эти становящиеся ничейными угнан-ские земли заканчивались морским побережьем – так не морскому же царю их отдавать?

– Тише, тише! – вдруг закричали за столами. – Князь Зиновий Фелинский будет говорить!

Михаил побледнел.

Великий князь, до того думавший, что дело сделано, что Дмоховский сам себе навредил, измыслив унизительный для всех господ способ казни, теперь напрягся. Да и все замолкли. Понимали: слово, сказанное сейчас сыном и прямым наследником святого мученика, может перебороть даже самые осторожные сомнения.

А лик поднимающегося из-за стола сморгонского князя был суров и ничего хорошего обидчикам его не предвещал.

Одна я знала, что это не так. И положила свою ладонь на руку Михаила, шепотом успокоив: – Все хорошо будет.

Ведь я видела, что в голове у Зиновия все было ясно и четко. И Дмоховский сильно ошибся в молодом безгривен-ном князе. И еще десять раз он раскается, что заблаговременно, перед самой тризной, упредил его о своем грядущем выступлении. Потому что, конечно, этим князь Иван погрузил Фелинского в тяжкие раздумья, но вовсе не такие, какие хотел.

– Великий собор, – негромко проговорил Зиновий (но в наступившей тишине его слышали все). – Тебе решать – должно ли суд совмещать с тризною? Должно ли переписывать Правь с чаркою в руке?