Читать книгу - "Резюме сортировщика песчинок - Любовь Александровна Афоничева"

оборачиваясь, чтобы взглянуть, что там с яблоком, я вопросительно смотрю на Инхо. Если он захочет уговорить свою компанию – он уговорит.

– Мишель, что думаешь? – спрашивает он Белого.

«Мишель», «Нишкин»… Концентрация сладости в воздухе растет с каждой секундой. Интересно, откуда вообще пошла эта странная традиция – выражать симпатию, коверкая имена?

– Беседы с бедствием вести не очень мудро, – гудит Белый.

Я уверен, что Павла Имберис на своих занятиях задает ему сложные вопросы исключительно ради того, чтобы послушать, как он будет укладывать ответы в эти свои стихофразочки. И я ее понимаю.

– Ю-Ю? – продолжает опрос Инхо.

– Отчасти Мишель прав, но… Я готова выслушать хоть эпидемию гриппа, если она однажды заговорит. Так что и тут… попробовать можно. По-моему.

– Значит… – Инхо задумчиво щурится, снова дергает себя за ухо. Мне вдруг приходит в голову, что его глаза похожи на два кусочка янтаря, в которых застыли букашки зрачков. – Значит, двое «против» и трое «за». Если хочешь поговорить, заглядывай в архив после занятий. А если передумаешь – не заглядывай. Мы не обидимся.

– Тогда до вечера.

Подбираю безвинно пострадавшее яблоко. Трогаю его помятый бок. Укладываю обратно в сумку. И думаю о том, что эта затея потребует от меня немало лицедейства и выдержки.

А я так устал.

В этой части истории я расстаюсь с чем-то важным. И что-то важное приобретаю взамен

До сих пор я ни разу не заходил в архив Песочницы. Даже для того, чтобы взглянуть на бумажные книги. Тем более что их там, насколько я знал, не так уж и много – всего десяток стеллажей, и каждая книга упрятана в стеклянный футляр, который можно отпереть только имея убедительный академический повод и ключ-код от ментора. Ни потрогать, ни полистать, ни понюхать… Так стоит ли впустую дразнить себя разглядыванием корешков?

И все же, оказывается, я напрасно так долго игнорировал это место. Тут приятная атмосфера: теплый сливочный свет, который так и тянет намазать на чуть подсохшую горбушку, а на стенах – копии иллюстраций из старинных бестиариев. И даже ровные ряды поблескивающих книжных саркофагов добавляют этому помещению строгого обаяния.

Правда, вместо каких-нибудь занятных архаичных стульев – стандартные гелевые кресла. Зато приятных оттенков – пыльной травы, терракоты и вечернего неба.

Я знаю по крайней мере две местные орфейни, которые пыжатся создать подобную атмосферу, а получается у них хвост от лысого мантикора.

Здесь же хочется глубоко вдохнуть – и долго не выдыхать. А еще – ходить, заложив руки за спину и наблюдать за тем, как блики играют в догонялки на блестящих поверхностях. Или просто развалиться в кресле и долго молчать в потолок.

Может, я бы и занялся чем-то этаким, если бы не рыцуцики, которые меня уже ждут. Архив как будто чуть-чуть подсветил каждого из них изнутри. Хрупкую – ткни и сломается – Юну в грозовом облаке волос. Живую глыбу Белого, который, со своими темными глазами, смуглой кожей и каштановой шевелюрой, – ходячий оксюморон. Торчащего углами во все стороны Рура. Инхо, такого прямого, будто его постоянно тянет вверх невидимая веревка. Литые косы Венц.

– Уютненько тут у вас, – миролюбиво начинаю я.

Поддержать беседу никто не спешит.

Я подтягиваю к себе ближайшую гелевую каплю и располагаюсь поудобнее.

– Ладно, обойдемся без предварительных ласк. У меня сложилось впечатление, что вы пытаетесь вычислить Стрелка. Правильно сложилось?

– Прежде чем отвечать, хотелось бы понять, зачем тебе этот ответ. – Как и ожидалось, Инхо не спешит откровенничать.

– Хочу выяснить, кто в меня стрелял. Ну, или убедиться в том, что пиджаки до сих пор не преуспели потому, что это действительно трудная задачка. И часть меня – назовем ее, допустим, интуицией – считает, что дело пойдет быстрее, если… объединить усилия. С вами.

Рыцуцики переглядываются. Юна топит пальцы в своем черном руне, Рур морщится и качает головой, Венц завязывает узлы на одной из кос. Белый, как обычно, сохраняет невозмутимость монумента. Озвучивает общие сомнения Инхо:

– Неожиданно. Ты ведь понимаешь, что мы… привыкли ожидать с твоей стороны подножки. И будем ожидать. Вряд ли это хорошая основа для какого-либо совместного дела.

– Спасибо, мы как-нибудь сами, – поддакивает Рур.

В принципе, можно подниматься и уходить. Но я пропускаю медные пряди между пальцами и пробую еще раз:

– Хорошо. Буду считать это «мы как-нибудь сами» ответом на свой первый вопрос. Значит, личность Стрелка вас все-таки интересует… И, возможно, вам интересно будет узнать, что он – мехимерник. Или сотрудничает с мехимерником. Этой информации нет в Ноо, пиджаки пока придержали ее для…

– Мы знаем, – прерывает меня Юна. – Марфа Лионэ нам рассказала.

– И мы не пытаемся обставить пиджаков, Эф_Имер, или сделать их работу. Мы пытаемся им помочь, – вворачивает Рур.

– Да пожалуйста, – пожимаю я плечами. – Мне только любопытно, как вы собираетесь вычислять мехимерника, который подтирается этическими нормами, если вы не имеете представления ни о том, как пишутся мехимеры, ни о том, как подтираются этическими нормами. Почему-то мне кажется, что вам пригодился бы… консультант. Равно талантливый в обеих этих сферах.

– Теперь мне зверски интересно: и зачем же такому полезному тебе – такие бесполезные мы? – Инхо позволяет себе короткую усмешку.

– Хороший вопрос. А на хороший вопрос отвечать чаще всего либо трудно, либо неприятно. Такому полезному мне не хватает информации. Никто, видите ли, не рвется потрепаться со мной о личном. Я предлагаю вам свои уникальные знания и свои… эм… аналитические мощности в обмен на данные для анализа, которые не могу получить сам. Взаимовыгодный союз.

– Не оказался бы союз – предлогом, – мрачно роняет Белый.

– А как ты понял, что Стрелок – мехимерник? – интересуется Юна.

Я устало тру глаза. Мало мне Ро, теперь еще эта…

– Не могу объяснить, просто… Видимо, каждый из нас чувствует, когда вступает в контакт с мехимерой. Даже со столь новаторской.

– А когда ты был там… или как это правильнее… Когда ты был в этом состоянии, ты что-то видел? – подает голос Венц.

– Что-то – видел.

– Но что именно… не расскажешь?

– Нет.

Особенная архивная тишина потягивается, расправляет плечи и встает во весь рост. Рыцуцики перебрасываются взглядами, как они это умеют. А я пытаюсь сморгнуть два желтых треугольника, которые обосновались у меня на периферии зрения с левой стороны.

Хотя вроде бы осознаю, что галлюцинации сморгнуть невозможно.

В голове у меня двумя тяжелыми льдинами сталкиваются мысли: «Знал же, что будет вот так» и «Я не я, если не заставлю их на меня поработать».

Еще раз протираю глаза, уже, наверное,