Читать книгу - "Пластическая хирургия с изнанки. Медицинский роман-откровение - Ксения Авдошенко"

Я мягко отказала ей в проведении ее варианта коррекции. Искренне и по-человечески участливо порекомендовала консультацию психиатра.

Надо сказать, пациентка с готовностью последовала моему совету. Мои подозрения подтвердились и после начала лечения, восприятие собственного тела и результата операции нормализовались.

Помню еще один случай. Ко мне на прием пришла женщина лет 55 с желанием выполнить омолаживающую пластику лица и шеи, плюс блефаропластику. При осмотре у нее были 100-процентные показания к этой операции, однако в процессе общения меня кое-что насторожило.

— Наталья Сергеевна, на раннее восстановление вам потребуется месяц свободного времени, — рассказывала я ей, не отрываясь от написания амбулаторной карты.

— Ой, у меня достаточно времени, я уволилась с работы и решила полностью посвятить себя преображению. Мне нужно кардинально изменить свою жизнь, — бодро ответила пациентка.

— Крайне важно один месяц после операции сохранять охранительный режим, ваши близкие люди должны вас поддерживать в этом: не подбрасывать вам внуков на выходные, не вынуждать вас стоять у плиты… — продолжала я привычные разъяснения.

Ответ не последовал, в кабинете повисла напряженная тишина. Я подняла взгляд на пациентку и увидела, что ее глаза наполнились слезами.

Легкое появление слез, или, как говорится, глаза на мокром месте — это первый признак психологической нестабильности пациента, что безусловно должно насторожить любого доктора. Поскольку каждый врач — немного психолог.

— Что вас расстроило?

— У меня два месяца назад погиб сын. Выпал с балкона 17-го этажа нашей квартиры, — тихо ответила женщина, и слезы потекли по ее щекам.

Я отложила ручку и внимательно смотрела на пациентку. Она явно старалась держаться, возможно, даже принимала какие-то поддерживающие препараты, но ее психологическое состояние все еще было нестабильное. На таком фоне делать пластическую операцию — это заведомый провал.

— Наталья Сергеевна, я очень сочувствую вам. Это огромное горе. Мне кажется, сейчас не лучший период для пластической операции. Она сама может стать достаточно сильным психотравмирующим фактором, а на фоне перенесенного вами стресса было бы неразумно подвергать ваш организм еще большему испытанию.

— Что вы, нет-нет! Я жду этой операции, как спасения! Сережа был единственным ребенком, я воспитывала его одна, роднее его у меня никого нет. С его гибелью я потеряла смысл в жизни: я в одну секунду стала одинокой стареющей женщиной. Мне нужно начать новую жизнь, найти мужчину, научиться жить по-другому. Мне просто необходима встряска. Мой психолог не против, я обсуждала с ним свои планы на операцию.

— Хорошо, но мне кроме стандартных анализов нужно заключение вашего психолога, — скрепя сердце согласилась я.

Я ни на минуту не пожалела о своем решении. Наталья Сергеевна была одной из самых комфортных пациенток: всегда позитивно настроена, внимательно выполняла все мои рекомендации, подбадривала других пациенток. Ее восстановление шло как по маслу, без ярких синяков и выраженных отеков, словно судьба сама берегла ее от каких-либо трудностей. После нашей операции она просто ожила, сменила цвет волос и прическу, записалась в группу бальных танцев. Вскоре она встретила мужчину-вдовца и погрузилась в налаживание отношений с его детьми.

Крайне важно не бояться и не стесняться обращаться за помощью к психологу, а если надо, и к психиатру, поскольку наша душа хоть и не видна, но страдает зачастую сильнее сердца при инфаркте.