Читать книгу - "Царица поверженная - Маргарет Джордж"

Он ушел, и я повернулась к Антонию:

– Как смеет Октавиан игнорировать наш брак?

Антоний выглядел измученным. Он опустился на ложе, запустил пальцы в волосы и потер виски.

– Поверь мне, он не игнорирует наш брак, а хочет заставить нас так думать.

– Отошли Октавии бумаги о разводе, – сказала я. – Это он уже не сможет проигнорировать. Ребенок родился – значит причин для проволочек больше нет. Пора действовать.

– Нет, – упрямо возразил он. – Нет смысла вести войну на два фронта. Если он делает вид, что тебя нет, позволь мне так же поступить с Октавией. Порой это самый действенный аргумент, и пусть Октавиан почувствует это.

– Ты все время находишь отговорки, лишь бы не разводиться с ней.

– Пусть они попросят меня о разводе, – проговорил он. – Пусть они признают, что им не удалось навязать мне этот брак. Что вредят только себе. У меня нет никакой охоты портить жизнь Октавии, – торопливо сказал он. – Безусловно, наиболее пострадает именно она: она пока не сможет официально выйти замуж.

– По моему разумению, Октавиану наплевать на ее интересы и страдания. Главное для него – сохранить средство воздействия на тебя.

В ту ночь у меня появилось ощущение, что она – прощальная, хотя до нашего отъезда из Антиохии оставалось еще несколько дней. Но комната, откуда уже унесли упакованные дорожные сундуки и кофры, казалась пустой, в ней гуляло эхо – как будто наши пожитки сами пустились в дорогу, оставив нас позади.

Я лежала рядом с Антонием на высокой кровати, накрытой прозрачным пологом противомоскитной сетки. Расслабленная после любовных объятий, я положила голову ему на плечо и сонно пробормотала:

– За этим пологом мы словно в полевом шатре. Жаль, что в походе тебе будет не до этого.

– Что правда, то правда, – отозвался Антоний. Его голос вовсе не был сонным. – Я буду по тебе очень скучать. Ты заполнила всю мою жизнь, и даже в походной палатке мне будет тебя не хватать.

– Тебя послушать, так я похожа на верную собаку, – пробормотала я с сонным смешком.

Теперь, когда на его плечи ложился непомерный груз предстоящей кампании, я старалась перевести все в шутку. Может быть, это лучший способ выстоять под навалившимся бременем.

Где-то посреди ночи разразилась яростная весенняя гроза с ужасными всполохами молний и оглушительными раскатами грома. Спящий Антоний лишь еще глубже уткнул косматую голову в мою шею, я же лежала и слушала, как дождь скатывается с крыши, очищая мир.

К рассвету буря улеглась, оставив после себя клочковатые серые облака. Над черной, глубоко взрыхленной землей поднимался густой, насыщенный, пахнувший плодородием туман. Ветки клонились под тяжестью мокрой листвы, каждый листок и каждая почка поблескивали влагой. По камням мостовой растеклись огромные лужи, но в кронах уже слышались трели нескольких отважных пташек.

– Пойдем!

Мы с Антонием, обнявшись, смотрели на вымытый дождем сад, окружавший широкую террасу.

– Давай прогуляемся.

Не обуваясь, мы вышли на террасу, прямо на мокрые холодные камни. Подолы наших одеяний волочились по лужам, а когда мы вышли в сад, влажная и густая трава, как мех какого-то зеленого зверя, упруго приминалась под нашими пальцами, испуская изумительный свежий аромат. Порывы ветра сотрясали ветви над головой, обрушивая на плечи настоящие водопады.

Повсюду мягко звенела капель. Стебли персидских лилий изящно, словно изысканные придворные, склоняли тяжелые головки цветов. Мы задевали их на ходу и позволяли им обдавать наши лица ароматными брызгами.

Сразу после дождя миром овладевают некие чары, исчезающие с появлением солнца.

Я остановилась и закрыла глаза. Я ощущала легкую прохладу, напоенную запахом лилий и влажной земли, и слышала, как падают с ветвей капли. Влага, похоже, усиливала благоухание. Когда я посмотрела вниз, на все эти маленькие растения, чьи чашечки были до краев полны, мне показалось, что вода сделала головокружительно яркими и цвета: зелень травы, пурпур фиалок и синеву ирисов.

Воистину, любой сад после весеннего дождя подобен райскому. После дождя… Я крепче обняла Антония, чтобы ощутить его крепкое тело и доказать себе, что это не сон.

Далеко на востоке, позади горы Сильпий, из-за которой восходило солнце, раскинулась Парфия.

Она ждала.

Глава 23

В начале мая мы вступили в Армению, и новоявленный союзник Антония царь Артавазд дал в нашу честь пир в своем горном замке, смотревшем на долину, по которой текла река Аракс. Оглядев замысловатое сооружение, я поняла, что влияние греческого стиля в зодчестве, распространявшееся очень далеко, сюда не дошло. Греко-римский мир остался позади, и теперь нас окружало чужое: чужие манеры, чужой этикет, чужие мотивы поступков. Октавиан называл меня экзотической восточной красавицей, но это не более чем комплимент: Египет Птолемеев относился к греческому миру, весьма близкому и для Рима.

Пиршественный зал дворца – многокупольный, словно столы накрывались под сенью соединенных вместе шатров, – был расписан по сводам золотом и лазурью. Точно такие же причудливые узоры повторялись на гулком, устланном плитами полу. Стены драпировали тяжелые, богато расшитые золотом портьеры, а скатерти походили на ковры. На столах во множестве стояли массивные золотые сосуды, усыпанные драгоценными камнями, как жабья шкура – бородавками. Сам Артавазд оказался стройным и смуглым, с огромными глазами, задушевным взглядом и висячими усами. В разговоре он имел обыкновение смотреть мне прямо в глаза, и хотя речи его звучали исключительно учтиво, взгляд выдавал захватчика. Поверх намасленных локонов он носил тиару с ниспадавшей назад вуалью, и весь его наряд – шаровары, широкая пелерина, свободная туника с бахромой – был персидского покроя. На каждом из пяти его пальцев красовалось по перстню, а на некоторых – и по нескольку.

Мардиан непременно пришел бы в негодование: он порицал за роскошество жителей Антиохии, но и те недотягивали до армян.

Артавазда усадили между мной и Антонием, а по обе стороны от нас расселись римские командиры: Канидий, приведший сюда свои легионы, чтобы соединиться с основными силами армии, Титий, Деллий, Планк и Агенобарб. Все они были в обычной военной униформе: бронзовые нагрудники, пурпурные плащи, крепкие походные сапоги. Из украшений они носили лишь отличительные значки в виде венцов или серебряных наконечников копий и по сравнению с пышно разодетыми армянами выглядели строго и по-деловому.

В детстве я изучала мидийский и обрадовалась случаю заговорить на этом языке с Артаваздом. Пусть он имеет в виду, что мы можем понять, о чем он говорит со своими вельможами.

– Сколько же языков ты знаешь? –