Читать книгу - "Это - Фай Гогс"

Однако в особых случаях мне приходилось прибегать к прямому запрету. Спрашиваешь, что это были за случаи? (Я ничего не спрашивал). Отвечу: я останавливал тебя, когда последствия твоих опрометчивых действий могли стать непоправимыми для всех нас. И вот ведь какая штука – именно с последствиями такого рода нам и приходится сейчас иметь дело. Я доступно излагаю?

Пока я раздумывал, стоит ли спросить его, кого именно он подразумевает под «всеми нами», он сканировал мое непроницаемое лицо в поисках признаков понимания. Не обнаружив их, поверенный тяжело вздохнул.

– А теперь, если ты не против, я все-таки объясню тебе, как твои постельные эксперименты со своим персонажем могли привести к таким, скажем прямо, дерьмовым результатам. Хорошо?

Я сделал знак, что, мол, да, времени у меня вагон, и отчего бы еще немного не послушать его досужее кудахтанье?

– Так вот: не важно, правоверный ли ты христианин или искушаемый Сатаною грешник, да вот только ночью ты привык спать. А что обычно происходит, когда ты спишь? Правильно – тебе снятся сны. И когда они тебе снятся, то ты, как правило, уверен, что все это происходит на самом деле, не так ли? Но почему-то лишь немногие из своих снов ты запоминаешь. Почему? Несложно догадаться, что наш ум способен запомнить только те сны, у которых имеется не просто связный – очевидный сюжет. И даже если…

– Менсплейнить[50] будешь герлскаутам. Ты пытаешься сказать, что поскольку до сегодняшнего утра малыш ни разу самостоятельно не покидал моей спальни, то впервые оказавшись в реальном мире и в реальном теле он мгновенно забыл о четырех годах нашего с ним ночного общения, как забывают самый обычный сон?

– Да, это, и еще…

– …и что из двух якобы приснившихся ему сюжетных линий он запомнил самую «очевидную» – ту, где он на самом деле племянник старой карги – но забыл и меня, и мои инструкции о том, что все это только роль, которую он должен будет сыграть; что только для этого он и был выдуман мною, и…

– …и теперь он шляется по сцене, думая, что это такая очень маленькая Дания, тычет массовке в глаза своей бутафорской шпагой и доводит всех до белого каления своими вычурными готическими парадоксами! – провизжал поверенный и зашелся упоительным хохотом.

Пока продолжался этот диалог, я иногда поглядывал на священника, чья физиономия с каждым произнесенным нами словом кривилась все сильнее и под конец стала напоминать ту несчастную половинку лимона, что оставили гнить на солнце, забыв покрыть брендированным солнцезащитным кремом. Чувствовалось, что шлюзы долго не выдержат, и на нас хлынут свежие струи долгожданной правды. Предчувствия мои оказались обоснованы:

– Довольно, Кэл! Довольно! Я так больше не могу, – простонал он. – Если ты прямо сейчас не расскажешь ему все, как было, клянусь тебе, я сделаю это…

Смех поверенного резко оборвался.

– Не лезь, куда тебя не просят, Лу, – попытался он грубо вразумить своего товарища.

– Нет уж, Кэл! Я и так слишком долго терпел все это! Вспомни, сколько раз ты уверял нас, что справишься? Но Джул умерла, так и не дождавшись, когда… Короче: или ты сам…

Признаться, меня всегда восхищала скорость, с которой поверенный умел принимать самые трудные решения. Поэтому мне совсем не показалось подозрительным, когда он вытянул ноги, откинулся назад и с безразличием проговорил:

– Вперед, Лу. Он весь твой.

Глава 37

В которой я замахнусь на святое

Священник подался ко мне всем телом, растопырив толстые пальцы – точно так же, как и поверенный до него:

– Скажи мне, мальчик: мое лицо кажется тебе знакомым? – спросил он с неожиданным южным акцентом.

– Вот этот, – ответил я и ткнул стволом в сторону моего наставника, – в курсе, что я мало помню из детства. Точнее, почти ничего, что со мной было лет до десяти – одиннадцати. Каюсь, с тех пор я еще не причащался ни разу; но если судить по тому, насколько мне несимпатична ваша смуглая образина, святой отец, то, наверное, когда-то это происходило чуть не каждый божий…

– Ну, так может быть, ты помнишь дом?

– Не уверен, дорогой кюре, что правильно понял ваши намеки. Может быть, вот этот, – я снова ткнул стволом в поверенного, – и возил меня сюда раньше, но давайте честно: для детей все церкви одинаковы, а вся ваша братия и подавно на одно лицо… Хотя, я вот подумал: а может, память мне отшибло не случайно? Может, если вы немного приподымите вашу сутану, я сразу же вас…

– Я говорил тебе, Лу, что это бесполезно, – вмешался поверенный. – Там все так глухо, что мы только зря время потеряем.

– И что ты предлагаешь?

– Да просто расскажи ему, как есть. Чего тянуть-то?

– Но ведь она сказала, что он должен сам… – начал было священник, но вдруг замолчал и, подавшись ко мне еще сильнее, очень тихо произнес:

– Ладно. Сейчас я хочу, чтобы ты собрался и ответил мне: как, по-твоему, тебя зовут?

– Вопрос с подвохом, да? Если бы вы заранее поинтересовались у этого… – начал было я, но глаза священника вдруг налились кровью, и он заорал во всю силу своих легких:

– Я больше слышать ничего не хочу про «этого»! А ну отвечай: как, черт подери, тебя зовут?! Твое имя, быстро!!!

Тут надо бы сделать небольшую ремарку. Не скажу, что на меня вообще никак не повлияла ни его стремительная атака, ни мои сегодняшние приключения, ни то, что весь последний месяц я пользовался каждой свободной минутой, чтобы снова и снова повторять историю нынешнего моего персонажа, да еще и стараясь, чтобы эта история не перемешивалась с историей персонажа предыдущего. Не скажу, потому что был просто обязан откусить себе язык прежде, чем с него слетели следующие чудовищные слова:

– Меня зовут Джозеф Стоун!

Услыхав мою оговорку, поверенный захохотал так громко, что я невольно посмотрел наверх, где висела громадная кованная люстра. Священник же облегченно откинулся на диване и весь сочился елеем и ладаном.

– Послушайте… – с досадой начал я, но священник перебил меня:

– Нет уж. Теперь ты меня послушай. Ты не оговорился. Тебя на самом деле зовут Джо, и фамилия твоя – действительно Стоун!

Не дав мне вставить ни слова, он принялся тратить мое время так беспардонно,