Читать книгу - "Перстень Лёвеншёльдов - Сельма Лагерлеф"

Крестьянин вернулся домой поздно вечером. Графа он не видел, тот был в отъезде, но побывал у пастора в Свартше и говорил с ним. Так графиня узнала, что брак ее был объявлен недействительным и что у нее более нет мужа.

Пастор послал ей ласковое письмо и предложил приют в своем доме. Ей передали также письмо от ее отца графу Хенрику, которое, очевидно, прибыло в Борг через несколько дней после ее бегства. В этом письме старик просил графа ускорить все формальности для признания их брака законным. Но именно это письмо и помогло графу отделаться от жены.

Можно представить себе, что после рассказа крестьянина не столько печаль, сколько гнев переполнили сердце матери.

Всю ночь она не смыкала глаз. «У ребенка должен быть отец» — эта мысль не покидала ее.

На следующее утро крестьянин по ее просьбе отправился в Экебю за Йестой Берлингом.

Йеста задал молчаливому крестьянину много вопросов, но так ничего и не понял. Да, графиня жила у него в доме все лето. Она была здорова и работала. Теперь родился ребенок. Он очень слаб, но мать скоро поправится.

Йеста спросил, знает ли графиня, что ее брак расторгнут.

Да, теперь она знает. Узнала об этом вчера.

Всю дорогу Йесту бросало то в жар, то в холод.

Что она хочет от него? Почему она послала за ним?

Он думал о том, как провел это лето на берегу Левена. Дни проходили в веселье, играх и пирушках, а она в это время трудилась и страдала.

Он никогда не надеялся вновь увидеть ее. Ах, если бы он мог еще надеяться. Тогда он сделал бы все возможное, чтобы предстать перед ней иным человеком. А теперь что у него позади, кроме безрассудных выходок?

В восемь вечера они приехали на хутор, и его тут же провели к молодой матери. В комнате царил полумрак. Он мог с трудом разглядеть ее. Хозяин и хозяйка тоже вошли к ней.

Нужно сказать, что женщина, чье бледное лицо светилось в сумерках, по-прежнему была для него воплощением благородства и чистоты, прекрасным неземным существом, облаченным в земную плоть. Теперь, когда он вновь обрел счастье видеть ее, ему хотелось упасть перед ней на колени и благодарить ее за это, но от сильного волнения он не мог сказать ни слова. Наконец он воскликнул:

— Дорогая графиня Элисабет!

— Добрый вечер, Йеста!

Она протянула ему руку, такую нежную и прозрачную. Она молча ожидала, пока он овладеет собой.

Глядя на Йесту, графиня не испытывала более бурных чувств. Ее лишь удивляло, что, судя по всему, для него важнее всего она, хотя сейчас речь идет только о ребенке.

— Йеста, — ласково сказала она, — ты должен помочь мне сейчас, ведь ты обещал однажды. Ты ведь знаешь, что мой муж оставил меня и у моего ребенка нет отца.

— Да, графиня, но ведь это можно поправить. Теперь, когда родился ребенок, можно заставить графа узаконить ваш брак. Можете быть спокойны, графиня, я помогу вам!

Графиня улыбнулась.

— Неужто ты думаешь, Йеста, что я стану навязываться графу Доне?

Кровь ударила Йеста в голову. Чего же тогда она хочет? Чего ждет от него?

— Подойди ко мне, Йеста! — воскликнула она и снова протянула ему руку. — Не сердись на то, что я тебе скажу, но я думала, что ты, что именно ты…

— Пастор, лишенный сана, бражник, кавалер, убийца Эббы Дона, мне известен весь послужной список…

— Ты уже сердишься, Йеста?

— Мне бы хотелось, чтобы вы к этому ничего не прибавляли.

Но молодая мать продолжала:

— Многие хотели бы стать твоей женой по любви, Йеста, но мною руководят иные чувства. Если бы я любила тебя, то не решилась бы сказать тебе то, что говорю сейчас. Ради самой себя я бы не стала просить тебя, Йеста, прошу ради ребенка. Я уверена, ты понимаешь, о чем я хочу тебя просить. Разумеется, это унизительно для тебя, ведь я незамужняя женщина с ребенком. Я думала, что ты согласишься на это не потому, что ты хуже других, хотя я думала и о твоих недостатках. Нет, я думала, что ты захочешь это сделать прежде всего потому, что ты добр, Йеста, потому что ты герой и способен принести себя в жертву. Но, быть может, я требую слишком многого. Быть может, этого нельзя требовать от мужчины. Если ты слишком сильно презираешь меня, если для тебя невыносимо назваться отцом чужого ребенка, скажи мне прямо! Я не рассержусь. Я понимаю, что прошу слишком многого, Йеста, но ребенок болен. Будет слишком жестоко не назвать во время крещения имени мужа его матери.

Слушая ее, он испытывал то же чувство, как в тот весенний день, когда ему пришлось высадить ее на берег и бросить на произвол судьбы. Теперь ему предстояло помочь ей погубить свое будущее, раз и навсегда. Он, который любит ее, должен будет ее погубить.

— Я сделаю все, что вы пожелаете, графиня, — сказал он.

На следующий день он поговорил с пробстом из Бру, который ведал приходом Свартше, где должно было состояться оглашение.

Добрый старый пробст был растроган тем, что ему рассказал Йеста, и обещал взять на себя оглашение и прочие хлопоты.

— Да, — сказал он, — ты должен помочь ей, непременно должен. Иначе она может лишиться рассудка. Она считает, что причинила вред ребенку, лишив его подобающего положения. У этой женщины болезненное чувство совести.

— Но я знаю, что сделаю ее несчастной! — воскликнул Йеста.

— Вот этого ты ни в коем случае не должен делать. Теперь ты должен остепениться, ведь тебе придется заботиться о жене и ребенке.

Под конец было решено, что пробст поедет в Свартше и обсудит дело с пастором и судьей. И в следующее воскресенье, первого сентября, в церкви Свартше была оглашена помолвка Йесты Берлинга с Элисабет фон Турн. Затем молодую мать бережно перевезли в Экебю, где и окрестили младенца.

Пробст побеседовал с графиней, сказал, что еще не поздно изменить свое решение и не выходить замуж за такого человека, как Йеста Берлинг. Ей следовало бы уведомить об этом своего отца.

— Я никогда не раскаюсь в этом. Подумайте, что будет, если младенец умрет, не имея отца!

Ко дню третьего оглашения Элисабет была уже вполне здорова. Под вечер в Экебю приехал пробст и обвенчал ее с Йестой Берлингом. Гостей не звали, никто не считал это событие свадьбой. Просто ребенку дали отца, только и всего.

Лицо матери излучало тихую радость, казалось, она достигла в своей жизни важной цели. Жених был опечален. Он думал лишь о том, что она загубила свое будущее, выйдя за него. Он с ужасом замечал, что почти не существует для нее. Все ее мысли были поглощены заботами о ребенке.

Несколько дней спустя отца и мать постигло большое горе. У ребенка начались судороги, и он скончался. Многим казалось, что графиня переживает утрату не столь тяжело, как можно было ожидать. На ее лице словно бы лежал отблеск триумфа. Казалось, она даже радовалась тому, что погубила свое будущее ради ребенка. Теперь, став ангелом небесным, он, верно, помнит, что на земле у него осталась любящая мать.