Читать книгу - "Чалдоны - Анатолий Константинович Горбунов"

притихшим парнишкой, удивляется себе: «Будто вчера сам таким был. Пролетела жисть, пролетела…» Дед не тревожит Кольшу, исподтишка наблюдает за ним, улыбается. Волна нежности охватывает Трифона с ног до головы, ему хочется подойти, прижать к груди белобрысого парнишку. Словно бы продолжение своей угасающей жизни видел он в Кольше.

— Чужой, а ближе родного… — шептал Трифон. — Ближе родного…

Пока Кольша витал в облаках, Трифон успел надергать удочкой с добрую дюжину ершей, начистить картошки, развести костер. Хлебать уху отказываются оба.

— Гольный керосин, — заключил Кольша.

Упала роса. Из ключевины потянуло хвойной сыростью. Трифон лежит на разостланном дырявом дождевике и в печальном раздумье смотрит на огонь. Пламя костра играет бликами на его морщинистом лице, и Кольше кажется, что не костер щелкает, а дедушка жует серу.

Парнишка рассмеялся.

— Что горох рассыпал? — проворчал Трифон, недовольный нарушенным покоем.

Мысли его сбились. Он нехотя поднялся с лежанки, взял чумазое ведерко и спустился к ручью. В темноте Кольша не видел деда, но угадывал по звукам каждое движение: вот дед зачерпнул воды, ополоснул ведерко, выплеснул смойки на берег; вот зачерпнул снова и зашаркал обратно.

Напившись горячего чаю, Трифон повеселел. И, как бы извиняясь перед парнишкой за недавнюю грубость, стал рассказывать сказку…

…Стояла на берегу реки изба. Жили в ней мужик и баба. Держали они корову и землю пахали. Трудились от зари до зари.

Надоело мужику землю пахать, а бабе корову доить. Думали они, думали и решили заняться вольным промыслом. Рыбы в реке — весло стоит, зверя в лесу — деревьям тесно. Не житуха, а рай! Надо не надо, бьет и ловит мужик живность всякую. Баба в городе торгует. Денег много — винцо попивать зачала. Мужик бить ее стал. Она, не будь дура, помаленьки-помаленьки и мужика пристрастила к винцу. Хорошо живут, весело!

Однажды чистят они на берегу сигов. Крупных в бочку кидают, мелких — собачонке. Баба мужика костерит:

— Совсем, однако, обленился, Егорша. Мало рыбы наловил.

Мужик сердится:

— Все одно проквасишь…

Стырят между собой, обзываются. Вдруг собачонка залаяла. Оглянулись — идет к ним старичонка, седо-о-ой-седо-о-ой. Подошел и говорит:

— Дивно, Егор, рыбы наудил!

— Ты откель меня знаешь?! — изумился мужик.

— Знаю, мол.

Дальше — больше. Разговорились. Стал мужик хвастаться: и фартовый-то он расфартовый, и жена-то у него удачница-разудачница, и живут-то они распрекрасно…

Слушал-слушал старичонка хвастуна и прервал:

— Зачем, Егор, мелких сижков ловишь? Зачем рыбу здря губишь?

— На наш век хватит, — зубатится баба.

А старичонка сызнова мужика пытает:

— Почто, Егор, столько росомах развел в лесу? Всю сохатину разграбили у тебя из лабаза.

Баба опять встряла:

— Ишшо добудет, — и погнала старичонку: — Ковыляй отседа, прокурор, а то собачонку науськаю, все гачи тебе оборвет.

— Ну, ладно, извиняйте, — сказал старичонка. — Может, когда свидимся. — Сказал — и как в воду канул.

Перекрестились мужик с бабой и тут же забыли о разговоре.

Но с этого дня ушла от мужика удача: тайга повыгорела, река обмелела. Положили мужик с бабой зубы на полку и стали совет держать: как жить дальше? Думали, думали и решили сызнова корову завести, поле распахать. Так и сделали. Живут год, живут три — подняли хозяйство на ноги. Смотрят: тайга обрастать стала, река в русло вошла. Появились зверь, рыба. А росомахи — тут как тут. Взял мужик ружье и перестрелял всех воровок. В тайге сразу спокойней стало.

Собрались мужик с бабой на сенокос.

— Привяжи, жена, собачонку-то у крыльца. Мало кто может в избу зайти без нас, — сказал мужик бабе. — А я пока литовку отобью.

Ну, собрались и пошли. На полдороге баба зашумела:

— Мотри-ка, Егорша, собачонка за нами гонится!

Отстегал мужик собачонку прутом и прогнал домой, а бабу за то, что плохо собачонку привязала, отругал.

Ну, пришли на сенокос. Принялся мужик сено косить. День жаркий выдался. Уморился мужик, прилег в шалаше и уснул.

Баба сено граблями ворошит, песню заунывную поет.

Откуда ни возьмись, появляется перед ней кудреватый ухарь:

— Славно поешь, ягодка, славно! Не найдется ли у тебя кваску испить?

Вынесла она ему из шалаша квасу в туеске.

Попил он и стал лясы точить: такая, дескать, аккуратная, работящая, а живешь с лешим, да лодырем. Вишь, дрыхнет! Брось его, поедем в другое царство-государство. В шелка тебя одену.

Баба от страха дрожит как лист осиновый:

— Боюсь я шибко. Крутой ндрав у Егорши. Догонит — убьет.

Кудреватый ухарь сызнова сомускает:

— Вишь, нож вострый у супостата на поясе? Воткни его в грудь сонному, — сомустил и спрятался в кусты.

Выташшила тихонько, змея, нож и замахнулась… Тут, как нарочно, собачонка возле оказалась. Впилась клыками бабе в руку, нож-то выпал и тырчком упал бабе на ногу. Баба, ясно, заорала… Мужик проснулся, смекнул, в чем дело, хвать ее за волосы и давай понужать. Баба вырвалась — и дуть. Кинул нож вдогонку — обернулась баба вороной и улетела.

Сидит, значитца, мужик в шалаше, горюет. Кудреватый ухарь стукнулся оземь головой, превратился в знакомого старичонку и выходит из кустов:

— Почто, Егор, такой печальный?

Мужик в сердцах открылся: так и так. Выслушал внимательно старичонка и сказал:

— Запомни, Егор, три заповеди: землю не разоряй, жену не хвали, друга не обижай.

Сказал — и как в воду канул.

Вернулся мужик домой и зенкам своим не верит: баба на крыльце стоит — радостная! Обняла, поцеловала ненаглядного своего в сахарные уста, у того память-то и отшибло. Но слова старичка крепко запомнил. Тут и сказке конец…

— Дедушка, а кто старичок был?

— Лесной дух ето был, — пояснил Трифон и добавил: — Схожу закидушки проверю, должно, наживу сголило. Отдыхай, Миколай…

Когда он вернулся, Кольша спал. Трифон укрыл парнишку дождевиком, подбросил в костер дров, присел на обшарпанный еловый сутунок и задумался.

«Прожил я век, — думал Трифон, — дармовой хлеб не ел, государственную казну не воровал, супротив совести не шел. В коммуне работал, в колхозе, в зверпромхозе. За труд награды имею. Что я достиг в жизни? Какую память оставлю о себе на земле? Единственного сына не смог воспитать. Сын охотника в ларьке вином торгует. Позор! Молодые, а ишшут легкой жизни. Детей и то не рожают. Кто виноват? Время? Нет, не время виновато. Где-то что-то проглядели мы, отцы. Взять меня, к примеру. Бежал я всю жисть без оглядки вперед да вперед. Оглянуться назад некогда было: что за плечами творится? Странные люди появились на земле,