Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

81

Слеза падает с грохотом камня. Капля дождя.

Сколько есть всего, о чем мы даже не догадываемся, но в это никто не верит. Этот мир одержим поисками причин случившегося. У одного тела могут быть разные жизни. А то как бы тяжеловесный Тадж-Махал, сделанный из твердого камня, мог парить в воздухе подобно клочку ваты?

Камень взлетел, как лист бумаги. Капля упала, как камень. Камень остается камнем до тех пор, пока он камень. Тяжелый, твердый, неколебимый, недвижимый. Как только по нему пробегает дыхание, камень начинает дрожать. Становится бумагой и плывет. Бумага трепещет, и по ней летит история – только что появившаяся на свет.

Вдоль границы разбросаны красные отблески, напоминающие вышедшие из-под пера слова.

Рубеж, граница другой границы, на границе, с той стороны границы.

На границе песок. Как в пустыне. Песок ждет. Остановлен. Песчаное ожидание. Пустыня задержанного. Это и есть граница. Часть с одной стороны, остальное – с другой. Пересекаешь, чтобы прийти или чтобы уйти. Безграничная торговля.

Драматично. Но это понятно. Ответы есть. Я – где бы то ни было, а ты – там. Там ты – это я, здесь я – это ты. Ожидание их встречи. Если встретятся, то это любовь. Тело и душа падают в пески, тонут и наполняются им.

Уменьшающаяся женщина свистит так, как будто это в пустыне дует ветер, не знающий преград, и медленно-медленно, слой за слоем начинает разлетаться песок, обнажая формы, покоящиеся в самадхи.

82

Как в игре. Когда дети бегут, чтобы прыгнуть, но внезапно раздается: «Паспорт!», и они чуть не валятся с ног.

Мама просит у Старшего паспорт. Неужели не собирается ехать к нему, собирается в какое-то путешествие? Все поражены.

«Ладно, – втолковывали они сами себе, – последний рубеж, поможем исполнить ее мечту. Хорошо, что есть желание. А то уже испугались, что совсем слегла, как в прошлый раз. Устроим путешествие».

– Пакистан. – Когда Мама сказала это, все были уверены, что ослышались, и никто не придал этому значения.

Даже в этом возрасте желания остаются желаниями, и почему кто-то должен умирать с печалью от того, что не успел что-то посмотреть? Поедем в Кашмир, Гоа, Кералу. Если хочет за границу, так пожалуйста, Сингапур, Шанхай. Когда Сид поедет туда по делам, возьмет ее с собой. Если захочет, можно отправиться на Шри-Ланку или Маврикий. Джумман туда ездил, в его отеле были стеклянные стены, и со всех сторон в них билось море. Да, при желании можно в Лондон, Париж, Нью-Йорк, там наверняка учатся или женятся чьи-то дети. Но надо уже учитывать возраст. Если все это не прельщает и хватит смелости, можно рвануть в Австралию. Ведь каждый раз Заморский сын звонит своей матери оттуда и зовет к себе, обещает все показать. Так пусть Мама поедет с Невесткой и тоже посмотрит. Побывает за границей.

Потому что Пакистан. Пакистан? Пакистан! Не бросать же Маму в водоворот громких лозунгов из романа Кришны Собти «Гуджарат: из Пакистана в Индию»? Нашу Маму?

И потом Пакистан так далеко.

На что Мама слегка огрызнулась:

– Он там, где он есть. Это мы далеко.

Как бы то ни было, если собралась в такую даль, то почему бы и не в Австралию? Там и дом будет. Но Пакистан? Кто ездит в Пакистан?

– Рози, – ответила Мама.

– При чем тут Рози? – закричали все разом, и, испугавшись криков друг друга, подпрыгнули.

Это называют одержимостью.

– Ей нужно было ехать.

– Она ушла.

– Чиронджи не взяла.

– И что?

– Я отвезу.

Старший, его жена, Кичлу Тая, доктор Мираси, К. К., Дочь – все подскочили и завопили, а потом замолчали и начали думать, что же делать.

Старший договорился с кем-то и сделал паспорт. Невестка сказала:

– Пусть ее душа порадуется, иногда бывает достаточно все спланировать, а до самой поездки дело не доходит.

Преисполненная сострадания, Дочь, отринув все предубеждения, подумала: «Рози всегда поддерживала Маму, и, если Мама теперь хочет отвезти чиронджи кому-то из ее близких, я непременно помогу ей в этом. В век ЛГБТ[167] я не хочу быть среди реакционеров».

– Мне поехать? – К. К. легонько толкнул Дочь. – Что плохого, если составим компанию Маме и под этим предлогом тоже съездим – давно собирались туда с ребятами из пацифистской организации.

Мама сидела с ними, но как будто ничего не замечала, не осознавала и была расстроена. На празднике в честь ее дня рождения К. К. и Старший сидели рядом и спрашивали друг друга по очереди: «Еще что-нибудь выпить? Я налью?»

– Еще что-нибудь выпить? – спросил Старший у К. К. во время празднования восьмидесятилетия Мамы в Доме офицеров.

– Тетушка, бренди? – спросил К. К., увидев ее потухший взгляд. На что Дочь подала ему знак молчать.

– Ты, – Мама подняла трость и указала на Дочь, – поедешь со мной.

Это был приказ.

– Сейчас. – Она поднялась почти в самый разгар вечеринки и повернулась ко всем лицом.

Еле заметная прохлада, предвещающая наступление зимы, заставляла ее тело дрожать, но она позволила шали, которой жена Старшего укутала ее, бесцеремонно упасть на пол.

Как будто один за другим она сбрасывала с себя все слои: жена, мама, тетя, то, это, и наконец осталась одна она – обнаженная, никому не известная, принадлежащая только себе, нетронутая мыслями и заботами о ком-то другом.

В восемьдесят Мама стала эгоисткой.

83

Каждый раз подготовка длится вечность, а само событие заканчивается, как будто не успев начаться. Так бывает с экзаменами, публичной речью, жизнью, едой, детством, Мамиными падениями и подъемами, и, вопреки всем ожиданиям, каждый раз она встает совершенно в другом настроении. То отправляется по ту сторону за мужем, то за Рози, то еще через одну границу.

Индия и Пакистан играют в игры. Один говорит, это крикет, пусть приезжают, другой говорит, это их певец, не давайте ему петь. Этот сказал, наши рыбаки ловят там рыбу – потопи их, тот сказал, он служил в армии, а теперь работает осведомителем – сдери с него шкуру. Среди всех этих перепалок визы то выдают, то – нет. Посольство – это такая божественная обитель, где иногда выигрывают совсем без подготовки, а иногда ходят с козырей и все равно проигрывают.

Невестка приехала на ужин в Президентский дворец. Наряд она выбирала особенно тщательно, так как на приеме были разные иностранные послы – на ней были строгие черные брюки, кремовая блузка и черный пиджак из Австралии. На этот раз Рибоков не было, вместо них высокие каблуки от Кристиана Лабутена, купленные в магазине