Читать книгу - "Обагренная кровью - Николай Иванович Ильинский"

под жестким надзором полицаев, кандидатуры которых должен был назвать староста — именно из тех, кого он считал надежными и верными оккупационным властям.

В тот же день Свирид Кузьмич созвал бывших единоличников, поставил на стол бутылку самогона, налил в граненые стаканы ее содержимое и произнес тост за новую жизнь.

— Вспомним, как жили мы прежде, до большевиков, — добавил он после того, как все выпили спиртное.

Приглашенные закусывали, но молчали. Поэтому Свирид первым прервал тягостную паузу и стал предлагать должности полицейских.

— Как ты на это смотришь, Демид Савельевич?

— Как!.. Пока никак, Свирид Кузьмич, подумать надо, — пожал плечами Казюкин. — Нельзя в таком деле с бухты-барахты… Да я и болящий, ни врачи, ни Власьевна не помогают — кашель замучил, ночами спать не дает, зараза! — и сильно закашлялся.

— Болезнь твоя пройдет, а думать тебе нечего, имеешь одну дорогу — идти в полицейские…

— Почему так?

— Нюрка заставит… Она, поди, Эрлиху Эккерту дюже понравилась, — ехидно усмехнулся Свирид. — Они теперь — не разлей вода! — Демид от стыда опустил глаза. — А ты, Григорий Борисович? — повернулся староста к Шапкину. — Что скажешь ты?

— Я тоже… повременить надо…

— Да что с вами, мужики?! Трусите?

— Не то чтобы, Свирид Кузьмич, — пробормотал Казюкин. — Но ты только не обижайся на нас…

— Да разве ж мы мало перетерпели от этих… голодранцев! — воскликнул возмущенный староста. — Вспомните!.. Мы Лыкова хотели из-за угла шлепнуть… А теперь, когда наступила наша власть, вы, как раки, задом пятитесь от нее…

— Оно так, Свирид Кузьмич, — глубоко вздохнул Шапкин. — Мы все помним… Но тогда вражда была между нами, жителями одного села, между своими людьми… Мы же были не против всего народа!.. Пентелька Жигалкин был не в счет, также и Алешка Лыков… А тут супротив всего народа, супротив всей страны выступать… Легко сказать!.. Погожу малость.

Пришлось Свириду долго беседовать и с Захаром Денисовичем Тишковым.

— Вспомни главное, Захарка, столько ты пострадал от советской власти!.. Тебе первому надо идти ко мне помощником…

— Потому и боюсь я, Свирид Кузьмич, что много пострадал, — покачал рыжей головой Захар. — И пострадал я из-за своего дурацкого «ага»… Язык мой некому было еще ранее укоротить, не подсказал никто, свыклись… А власть, она разная была, к примеру, Жигалкина Пентельку я не почитаю за власть, так, трепло собачье… Пострадал я понапрасну, это ты верно напоминаешь, в тайге не одну сосенку свалил, в землянках мерз, от баланды не согреешься… Да!.. Было!.. Но помощником твоим быть я не могу, не те годы и сила уже не та… Я уж как-нибудь: тише воды, ниже травы… Как суслик в землянке своей отсижусь…

— А что грызть-то будешь, суслик?

— Что Бог даст, Свирид Кузьмич, Бог милостив…

— И все-таки плюнь ты на землянку, — властно махнул рукой Свирид Кузьмич, который никак не мог понять, почему этот репрессированный, ни за что ни про что зло наказанный советской властью человек увиливает от его предложения. — Молоканку из твоей хаты выбросим к едреной бабке, входи в свои полати и живи на здоровье… Аппараты, что стоят там, я вчера проверял, выбросим ко всем чертям… Я их к себе приберу, может, еще пригодятся… А ты хватай под руку свою Акулину-и в дом!.. Хватит в норе горе мыкать! Так что иди в полицию, форму получишь, винтовку, зарплату… марками!.. Понял, не бумажками с нарисованным лысым Лениным, а немецкие настоящие деньги?… И плетку дадим…

— Плетку?! — поднял густые рыжие брови Захар. — Зачем плетку?

— Чудак человек! — воскликнул староста. — Это в советские времена уговаривали работать как следует, а нынче вместо слова — плетка!.. С этими голодранцами по-другому никак нельзя… А перетяни как следует поперек спины — сразу любой станет стахановцем без плакатов и орденов…

— Нет, — решительно покрутил головой Захар, — я для энтого, Свирид Кузьмич, не гожусь… И дай мне отдохнуть от каторжных работ, — попросил он.

— Отдохнуть дам, — охотно согласился староста. — Но и ты за это время обмозгуй то, о чем я тебе сказал, и решай… Да что тут решать, — вдруг возвысил он голос, — одна у тебя дорога — в полиции служить…

Захар Денисович, вздрагивая всем телом и тряся жиденькой цвета меди бородой, закашлялся в кулак, что делал он тогда, когда сильно волновался и не мог ничего толкового в свое оправдание сказать. Так они, не договорившись, и разошлись в тот день.

Следующим, на кого пал выбор Свирида, был Егор Иванович Гриханов. Сначала он наотрез отказывался идти в полицаи, ссылаясь на раненую руку и вообще на то, что он ни по своей грамотности, ни тем более по характеру не годится для такой высокой должности.

— Что я буду с одной рукой делать-то?… Стукнет кто-нибудь по болячке — света белого не увижу, — жаловался Егор, гладя здоровой рукой перевязанную много раз стиранным Аграфеной Макаровной или Екатериной бинтом больную руку. — Не смогу я, Свирид Кузьмич, уж извини…

— Не боги горшки обжигают, Егорка, — староста вежливо усадил Гриханова за стол, поставил бутылку с жидкостью коричневого цвета. — Вот… коньяком называется!.. Водка для высоких людей, а не для нашего брата… Слыхивал когда-нибудь?… Коньяк! Сам гауптман Эккерт пил и вот этим закусывал, — Свирид положил рядом с бутылкой кусочек шоколада. — Как близкому другу даю, не жалею… Попробуешь? — кивнул он на бутылку.

— Ну, коли Бог дал, почему бы и не попробовать, Свирид Кузьмич, — глаза у Егора разгорелись, рука сама потянулась к граненому стакану.

— Полный стакан я тебе не налью, Егор Иванович, — предупредил Свирид, взяв со стола бутылку и на свет в окне поглядев сквозь жидкость прищуренным одним глазом. — Как горит на свету, как горит!.. Эту штуку пьют понемножку, прикусывая вот этой чиколадкой… Я сам видел! — Он налил немного в стакан Егора, затем не спеша — себе на капельку больше. — Давай, но не одним глотком, потихонечку, тяни в себя… губами… Так важные люди пьют!

Выпили, как советовал староста, отщипнули по крошке шоколада, пожевали, молча и медленно, как волы траву за стойлом на привязи.

— Сладко, — наконец прошептал Егор, облизывая губы, — немножко пивнул, а голова уже ходором, — сознался он не без удовольствия. — А нашего самогона три стакана тремя глотками выдую и хоть бы хны… Ни в одном глазу!..

— Оттого и не в глазу, что тремя глотками, а ты попробуй маленькими глоточками — с полстакана окосеешь…

— Не пробовал, — признался Егор, — ну как же можно вытерпеть, чтобы маленькими глоточками…

— А немцы терпять… Живут же хрицы! — восхитился Свирид Кузьмич и вдруг приблизил потное, раскрасневшееся не от коньяка, а от возбуждения лицо к лицу Егора. — Справедливые