Читать книгу - "Невидимый Саратов - Михаил Сергеевич Левантовский"

Дядь Витя рассмеялся, загибая крючковатые пальцы свободной ладони:

– Лены с Пролетарской сын пропал, помнишь? Так ведь и не нашли. А несколько человек видели, что он с бродягами разговаривал. Это раз. Сашиного кума с автобазы дочка, рыжая такая, тоже с какого года ищут? Это два.

– Это еще пойди докажи, – перебила Оля. – Что угодно можно за уши притянуть и всё на цыганинов навешать. И дороги у нас из-за них не чинят, и свет подорожал в два раза. И семьи рушатся, потому что бродяги виноваты! Угу. Конечно, кто еще.

Дядь Витя сдался:

– Ну, так-то, может, и так. Я вон слыхал, Ерохина жена бывшая, Люда, в позапрошлом году, что ли… А, нет, в прошлом. В прошлом году, да, с цыганинами встретилась.

– И что?

– Что, что, – удивился Дядь Витя. – А ты думала, почему она в Германию уехала и замуж там вышла?

В подтверждение своей мудрости таксист цыкнул зубом:

– А ты говоришь!

Оля достала телефон и уткнулась в экран. Открыла чаты, стала медленно листать переписку.

Саратов пытался разглядеть фото в кружочке и имя, чтобы понять, с кем именно открылась переписка. Сообщения то маленькие, то большие, но букв и слов не разобрать из-за волос.

Саратову мерещилась переписка с Калитеевским, завуалированные предложения, скрытые подтексты, тайные смыслы.

Машина остановилась, замедлилась в пробке.

Дядь Витя высунулся в окно, крикнул в неопределенном направлении, залез обратно, нахмурился и включил радио.

Саратов, стараясь вытянуться вперед из волосяных силков, спросил:

– Меня здесь кто-нибудь слышит?

– Они – нет, а мы – да, – раздался отчетливый голос откуда-то слева, с другой стороны, невидной Саратову.

– А вы – это кто?

– Мы – четки. А ты кто?

– Дядь-Витины четки, что ли? На зеркале которые?

– Да. Представляешь, это мы. Дядь-Витины четки. Ну а ты кто?

– А я Вова Саратов. Сижу вот в голове своей жены. Можно сказать, сел ей на голову. Утром проснулся, в заколку превратился. Что происходит, не знаю. С вещами теперь разговариваю. Наверное, с ума сошел.

– А с какими вещами ты разговаривал?

– С тумбочкой, со шкафом. С ковриком. Со счетчиком даже, пиздец какой.

– Вот оно что.

– Может, вы мне что-то объясните?

– А что тебе нужно объяснить?

– Почему вы со мной разговариваете.

– Потому что некоторые вещи тоже могут разговаривать, просто люди этого не слышат. А если и услышат, вряд ли расскажут кому-нибудь. Обычно люди тогда или с ума сходят, или книжки пишут, стихи сочиняют. Ты знаешь стихи?

– Погодите, погодите, – недоумевал Саратов, – не так быстро.

– А как ты превратился в заколку? Вот мы не умеем превращаться в людей.

– Да я, честно говоря, и сам не в курсе. А вы не знаете, как мне обратно выбраться? Может, заклинание какое-то?

– Что-то мы знаем, но знаем не всё. Хочешь, чтобы мы тебе помогли?

– Нет, блять, я хочу, чтобы лето не кончалось. Само собой, я хочу, чтобы вы мне помогли. А я, может, помогу вам. А? Что скажете?

– Да ладно. Мы не можем тебе помочь, – отчеканили в ответ старые четки. – Но, если ты выберешься, помоги Дядь Вите понять, что мы не защищаем его от ДТП и не приносим ему удачу в пути. Он просто водитель с большим стажем и хорошо водит машину. Но если он всегда будет полагаться на четки, думая, что с нами он в безопасности, то ни к чему хорошему это однажды не приведет. И ему действительно нужно это понять. Мы не хотим оказаться в искореженной железяке, из которой потом вытащат переломанного Дядь Витю и повезут в реанимацию или сразу в морг, а мы будем долго висеть в пустой развалюхе, которую никто не станет ремонтировать, и окажется она в конце концов на свалке и будет ржаветь и ржаветь много лет.

Саратов внимательно слушал.

– Ну хорошо. Так и быть.

– Мы рады это слышать.

– А я, – вежливо добавил Саратов, – рад слышать вас, чего уж. С вами хотя бы нормально поговорить можно. Дома совсем другая история была.

Машина проехала по кочке, четки колыхнулись. Дядь Витя довольно посмотрел на наливные черные бусины с красной кисточкой посередине.

– Дома вещи живут иначе, – сказали четки, – потому что самые несвободные из нас, они созданы человеком для собственного удобства и всю жизнь проводят в заточении. Всё, на что их хватает, это запоминать, что сказали люди, и пытаться повторить услышанное.

– А вы… – Саратов обдумывал вопрос. – Чем вещи в доме отличаются от вас, например? Четки ведь тоже можно хранить дома.

– А мы другие. Мы для молитвы, а не для угоды в быту.

– Ну а другие предметы? Почему я не слышу, допустим, в салоне сейчас коробку передач? Или вон газету? Или обувь? Или какое-нибудь барахло в бардачке? Оно же всё тоже создано человеком. И вроде как не дома находится.

– Если вещи молчат, – ответило какое-нибудь барахло в бардачке, – это не значит, что они не могут говорить.

Саратову стало досадно от таких размышлений. И всё же он подытожил, что найдет, как расколдоваться обратно из заколки-невидимки, и когда найдет, не пойдет ни к какому Дядь Вите разговаривать про четки.

– Давайте я здесь выйду. – Оля уложила сумку на колени и дождалась подходящего момента, пропустив пару машин. – Спасиб, Дядь Вить! Удачного дня!

Саратов узнал местность.

До работы жены оставалось всего ничего. Пройти через аллейку, потом мимо магазина, дальше за светофорами начинался длинный зеленый забор. Он и вел к шлагбауму, за которым была станция скорой помощи.

Мир резко повернулся – это жена оглянулась и помахала рукой Дядь Вите, оставшемуся в пробке.

Подул теплый ветер.

Оля тряхнула головой, глядя под ноги.

В это мгновение силки, державшие Саратова, ослабли. Веревки волос скользнули, теряя натяжение. Не в силах зацепиться хотя бы за одну из них, Саратов сорвался и, вертясь в воздухе, полетел вниз.

Падать оказалось не больно.

Гораздо больнее было видеть сквозь траву уходящую жену, не заметившую, что у нее из волос только что выпала невидимка.

Глава 3

Оля! Помнишь, как мы играли в подглядывания, когда были одни?

Ты делаешь вид, что ты одна, что меня нет, что никто не видит, долго раздеваешься. А я стою снаружи за окном, смотрю. Снимаешь футболку, стягиваешь шорты, расстегиваешь лифчик, укладываешься, долго ничего не делаешь, даже почти укрываешься, как будто ничего-ничего не случится, как будто я ничего не увижу, ты передумала, пропало настроение. Если бы ты знала, как я волновался, как я боялся, что