Читать книгу - "Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков"

Петр Иванович признавал за Егором Петровичем крепкий разум, что высказывал полунамеками, а Егор Петрович приметил у Петра Ивановича гибкость мысли, вкладываемой в тексты официальных бумаг.

Петр Иванович дружески излагал Егору Петровичу программу его прямых обязанностей, хотя Егор Петрович и не просил его об этом.

Оказалось, что Егор Петрович имел право читать циркуляры в проектах и иметь о них свои суждения.

Предварительные замечания можно было делать на полях текста, чтобы на заседаниях иметь о них суждение по порядку. После предварительных замечаний проекты циркуляров шли на инструкторское совещание, затем — на оргбюро, затем — на коллегию орготдела.

Егор Петрович приглашался на все эти предварительные совещания. Почти по каждому пункту он имел возможность выступать и добросовестно пользовался этой возможностью. Но, не обладая даром красноречия, он говорил кратко и весьма вразумительно.

Сказанные им два-три слова, редко имеющие какой-либо смысл, подхватывал Петр Иванович, превращал их в систематическую и логическую мысль и часто вопрошал:

— Ведь так я вас, Егор Петрович, понимаю?

Егор Петрович одобрительно кивал головой в знак согласия. Петр Иванович гордился тем, что только он один может понимать с полуслова представителей народной гущи и излагать их туманные мысли по существу.

Петр Иванович был представителем целого поколения людей, занимавшихся писучей деятельностью.

Петр Иванович был дробен, сух и вертляв, как и его предки, достоинство которых он унаследовал. Предки в продолжение столетий задней частью тела стирали прочные сиденья кресел, квалифицируюсь на делопроизводстве.

Однако Петр Иванович превзошел предков и по квалификации: если дальний предок писал гусиным пером, то ныне Петр Иванович не пишет, а лишь диктует.

Он вполне справедливо мог гордиться тем, что на нем — и только на нем — держится все учреждение.

— Петр Иванович-то, — говорили о нем с завистью сослуживцы, — центральная движущая ось орготдела.

Да и сам Петр Иванович не скрывал этого. Па дружеских вечеринках он хотя и старался из скромности умалчивать о своей неоценимой деятельности, но все же не упускал случая сообщить вовремя, что это им разработан проект циркуляра «о завозе кенафа и отгрузке клещевины».

Один раз, когда кто-то из приближенных робко справился, что сии предметы означают, Петр Иванович не смутился и прочитал целую лекцию, называя «кенаф» принадлежностью туалета невесты, а «клещевину» составной частью хомута.

Таким образом, заключенное между Егором Петровичем и Петром Ивановичем молчаливое соглашение приносило обоюдную выгоду в совместной деятельности. Егор Петрович довольствовался тем, что его мысль точно и по существу фиксируется на бумаге (правда, ему хотелось бы самому иметь дар перекладывать мысль на бумагу), а Петр Иванович был вполне удовлетворен, что угадывает мысли представителя народной гущи (он был даже непрочь поносить лапти, да считал это неудобным).

«Полезный мужичок в моем деле», — думал о Егоре Петровиче Петр Иванович.

«Шустер по письменности малый, башковитая голова» решил о Петре Ивановиче Егор Петрович, думая о том, как бы завладеть его свойствами изъясняться письменно и по существу вопроса.

ВИТАЮЩИЙ «ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ ДУХ»

Я в помыслах своих здесь одинок,

И потому, знать, сердце гложет так тревога,

Что в деревушке нашей, как и в волостном селе,

У каждого двора — своя особая дорога.

Прохор Родных — современный поэт-упадочник

За трехмесячное пребывание в «Центроколмассе» Егор Петрович приобрел некоторый учрежденский навык: ему поручалась разработка различных проектов и разбор документов для испещрения их соответствующими резолюциями, что и выполнял он при помощи Петра Ивановича.

Резолюции, накладываемые Егором Петровичем на деловых бумагах, поражали находчивостью их автора и яркими ответами по существу.

Ему было поручено рассмотреть доклад инженера Коровина — начальника изыскательных партий на Алтае, — испрашивающего сметных ассигнований на орошение сухостойких полей.

Перечитав тексты всех по этому делу материалов, Егор Петрович нашел опорный пункт для возражения: в докладе косвенно упоминалось, что на обширных алтайских степях, которые предположено оросить, между прочим, могут оказаться золотоносные пласты.

«Анжанер, а дурак, — писал Егор Петрович. — Раз в тех местах родится золото, зачем же просить денег? Накопай золота и вали — работай. Еще в дело на первое время мешков двадцать пришли».

Заключение Егора Петровича понравилось не только Петру Ивановичу, но и правленцы почувствовали, что Егор Петрович обладает редким разумом администратора-самородка.

Инженер Коровин, ожидавший в столице заключения по своему докладу, узнавши о резолюции, напился пьяный, как упадочный элемент, и в нетрезвом виде произвел буйство, за что и был уволен. Изыскательную партию ликвидировали, а расходы, понесенные в результате ее работы, были списаны в «счет прибылей и убытков».

После заключения по докладу инженера Коровина Егор Петрович изучил письмо народной учительницы, приславшей каким-то образом это письмо по адресу «Центроколмасса». Письмо на четырех страницах, вырванных из тетради, было испещрено мелким почерком, и Егор Петрович потратил целый день, чтобы уловить его смысл. Учительница, собственно говоря, ничего не просила, а лишь изливала обиду на злодейку-судьбу, мало давшую отрады в ее личной жизни. Она жаловалась на то, что прожила в деревне пятнадцать лет — все лучшие годы молодости — и не была в замужестве, доселе сохранивши девственность. В конце письма она испрашивала совета: «как быть?»

Так как письмо было душевного порядка, а не практического свойства, Егор Петрович не решился сразу положить резолюцию, а направился за разъяснением к Родиону Степановичу. Родион Степанович выслушал и тут же на уголке письма начертал: «Издательскому отделу. Послать подбадривающей к жизни литературы».

Егор Петрович подивился мудрости Родиона Степановича и воспринял ее.

Со стороны служилого люда он часто слышал о себе похвалу и, осмелившись, почти каждому говорил:

— Как же! Еще Михайло Васильевич — первый ученый человек — был мужицкого происхождения…

И подражая Ломоносову, Егор Петрович занялся писанием стихов, и одно из его стихотворений под названием «Красные штрихи» было помещено в ведомственном журнале «На стыке»:

На земле привольной

Мужик — гражданин…

Как в поле былинка

Засох дворянин.

Засох и завял он

Мужицким зерном…

И грустную песню

Поет он: «лин бом».

И призраком черным

Все кануло вниз…

С советскою властью,

Буржуй, примирись…

А поле терзает

«Фордзон» средника…

И с красной звездою

Плывут облака…

Буржуй сковырнулся

Как старый забор…

Выдвиженец красный

Петрович Егор

Писал эту песню,

Скрипело перо…

«Звено низовое»