Читать книгу - "Чалдоны - Анатолий Константинович Горбунов"

Прослышал дедушка Афоня о моем позоре, заявился в гости и давай стыдить еще с порога:

— Эх ты, стрелок на бараньих копытцах, с дробью разобраться не смог! Пришел бы ко мне перед экзаменами, я бы растолмачил, сколько и какой номер класть на птицу и пушного зверя. Выше притолоки вымахал, а простую арихметику не освоил…

На следующую зиму соболя побольше стало. Бегал я в Рябиновую падь после занятий, постреливал. Ни к чему сердце не лежало, кроме тайги.

Окончил с горем пополам семилетку и на одичавших отцовских угодьях срубил новые зимовья, где и проохотился всю жизнь. М-да…

Много лаек повидал я на своем веку, а Вьюга до сих пор перед глазами стоит.

БЕЛЫЕ ЯПОНЦЫ

Давным-давно, когда еще только появились ружья, гулял по Сибири молодой казак Ивашка Пущин. Надоела ему походная жизнь, он и основал на правом берегу Лены заимку. Вскоре к нему присоседились другой казак Гошка Богорадников и переселенцы с семьями. Церковь построили, землю распахали, и превратилась заимка в деревеньку Пущину.

Гошка женился на молоденькой переселеночке, а разудалистый Ивашка не мог найти себе невесту по сердцу. Хозяйничал холостым.

Приснился ему однажды сон: плывет по синему морю корабль с черными драконами на белых парусах. На палубе девушка стоит, приветливо улыбается; за спиной солнце всходит…

Побежал утром к бабушке Ульяне, расспросить: к чему бы это?

Та выслушала и растолковала:

— Море — к дальней дороге. Девушка — суженая. Улыбается — беда над ней нависла…

— Иголку в стоге сена легче найти! — огорчился Ивашка.

— Солнышко где встает? — хитро прищурилась бабушка Ульяна.

— На востоке! — смекнул, что к чему, Ивашка.

— Туда, голубь, и лети. А за хозяйством твоим я пригляжу…

Вскочил казак на вороного коня и поехал искать свою суженую. Ехал, ехал и доехал до Тихого океана.

Смотрит — плывет недалечко от берега корабль с черными драконами на белых парусах. На палубе приснившаяся девушка стоит, приветливо улыбается.

Вдруг земля содрогнулась, корабль подбросило, ударило о крутую волну и разломило пополам. Одну только девушку и вынесло на песчаную отмель. Была это дочь императора Японии. Возвращалась из гостей, застигло врасплох землетрясение.

Отнес Ивашка девушку к роднику с пресной водой, построил шалаш из елового корья, стал поить настоями трав. Ночи не спал, за больной ухаживал. На первых порах совсем не понимали друг друга. Он ей — бе, она в ответ — ме. Одно слово только и запомнил — сакура. Ну и стал так звать. Лето урожайное было, голодом не сидели. Грибы, ягоды, мясо, рыба… Еще бы хлебушка — не жизнь, а рай!

Выздоровела Сакура и започаяла ходить на берег, высматривать: не покажется ли корабль с черными драконами на белых парусах? Должен обязательно отец хватиться дочери. Хоть люб ей Ивашка, но чужая страна пугала. К тому же не пристало японской принцессе в шалаше из елового корья на охапке сена спать, у костра греться.

Вот уже листья с деревьев полетели винтом, бабочки исчезли, муравьи к зиме приготовились, а Сакура ходит и ходит на берег, ждет корабль с черными драконами на белых парусах.

— Сколько ждать? — осерчал Ивашка. Вскочил на коня и вроде бы поехал домой.

Девушка испугалась, кинулась вдогонку. Посадил ее себе за пазуху и повез в далекий край, где поющая поземка и северное сияние. Едет Сакура и все о чем-то жалобно щебечет. «Родную сторонку оплакивает», — догадался Ивашка. Сердце кольнуло острой иглой: вспомнил родительский дом, околицу, где мальчишкой бродил босиком по жгучим росам, и вздохнул:

— Велика святорусская земля, и везде солнышко…

Едет жених с невестой, а подзимок берет свое. Зачастили утренники, протяжней по ночам воют волки. Торопит вороного коня, опасается обильных снегопадов.

Доехал до Албазинской крепости и там со своей японской принцессой зазимовал у Ерофея Хабарова. Окрестили Сакуру и обвенчали с Ивашкой. Одели в рысьи да лисьи меха, чтобы не замерзла.

Казачьи женки за зиму обучили японскую принцессу стряпать, шить, вязать — всему, что положено уметь замужней русской женщине. За это время Сакура стала мало-мало толмачить по-русски. Сдружилась с ними, ни одной посиделки не пропускала.

Но отвизжали зимние вьюги, отшумело весеннее половодье, и пришла пора расставаться.

— Эх, Ивашка, будь я помоложе — отбил бы у тебя черноглазую! — пошутил Ерофей Хабаров, провожая загостившихся молодоженов в дальний путь.

— Ивашку в обиду не дам! — грозно насупила брови Сакура.

Албазинцы дружно расхохотались, а вслед за ними и японская принцесса.

Добрался казак с юной женой в свою Пущину в начале осени, когда в притоки Лены шел косяками на икромет серебристый валек, а на полях теребили ячменные суслоны пролетные гуси.

Не успел заехать в деревеньку — колокола зазвонили, сельчане высыпали на улицу.

— Ивашка жену везет!

Хоть и чужих кровей, а красавица, каких днем с огнем по вселенной не сыщешь. Покатился по Лене слух о японской принцессе и докатился до императора Японии. Снарядил он в Сибирь самураев — разыскать Сакуру и доставить на родину. Разыскали, конечно, да никуда она не поехала от Ивашки, приросла к нему душой, как зеленая веточка ивы к бережку. Накормили, напоили самураев и отправили с ними отцу и матери подарки — черных соболей и белых горностаев…

Как-то раз уплыл на стружке Ивашка с товарищем в протоке тугуна неводить, забрел к нему в избу пьяненький Гошка Богорадников и начал к Сакуре вязаться.

— Отойди, убью! — предупредила Сакура.

Гошке даже смешно стало: ростом с вершок, а грозится! Навис медведем, хотел облапить — и не понял, что произошло! Лежит на полу — ни рукой ни ногой пошевелить не может. Еле-еле уполз от позора подальше.

Мужики в деревеньке Пущиной своих жен часто обижали. Это Сакуре не нравилось. Научила она безответных женщин кое-каким самурайским приемам. Стали драчуны с тех пор шелковыми. Батюшка в церкви не нарадуется: мужики за ум взялись!

Уважали в деревеньке Сакуру от мала, до велика. Горе какое, или несчастье случится — бегут к японской принцессе за советом или помощью. Понятно: доброе к доброму тянется.

Как ни обожал, ни берег жену Ивашка, шибко она по родине тосковала. На сенокосе, бывало, ворошит граблями сено, плывут облака по небу. Замрет и смотрит им вслед, по лицу слезы катятся. Видать, мерещились родные корабли с черными драконами на белых парусах…

Жили верная Сакура и Ивашка просто и прожили лет