Читать книгу - "Королева Парижа. Роман-фантазия о Коко Шанель - Памела Биннингс Юэн"

– Нам пора идти.

Ее пальцы разжались, Коко отпустила оконную раму и медленно отошла назад. Подняв голову, она посмотрела на врача.

– Как долго он здесь пробудет?

– Если все пойдет хорошо, то несколько месяцев. Но когда мы его выпишем, ему потребуется отдых в изолированной среде, возможно, в санатории.

– О! – Коко прижала руку к сердцу. – Так долго?

– Мы должны идти, – повторил Вуд, беря ее за локоть. – Понимаю, это непросто. Мы можем только ждать.

– Я могу прийти снова?

– Да. Спросите меня.

Она вцепилась в сумочку.

– Вы скажете ему, что я приходила? Скажите ему, что тетя Коко любит его.

Врач, наконец, улыбнулся.

– Да, мадемуазель. Это самое лучшее лекарство.

Глава тридцать пятая

Париж

Зима 1941 года

Январь – самый мрачный месяц года, размышляла Шанель. Цветы давно отцвели, деревья стоят голые, весна кажется такой далекой. Говорили, что эта зима была самой холодной в Париже. Сырой холод не отступал, окутывая город сумраком.

Андре находился в госпитале уже более трех месяцев, но улучшения как будто совсем не было. Эван вел машину, Коко смотрела в окно. Этим утром у нее была назначена встреча с Рене де Шамбреном. Им нужно было обсудить ее иск против Пьера. Но она могла думать только о сыне. Он уже давно не лежал в забытьи, но доктор Вуд говорил, что он почти ничего не ест. Ее мальчик был таким худым и хрупким.

На нее нахлынула печаль. Сын изменился. Когда ей, наконец, разрешили в первый раз войти к нему в палату, Андре отвернулся к стене. На ее вопросы он отвечал только да или нет, иногда отделывался кивком. Доктор Вуд говорил, что ей следует запастись терпением, что в его поведении нет ничего необычного, учитывая то, через что ему пришлось пройти. Весь его мир был заключен в стенах больницы. Пациенты часто вот так отстраняются от близких.

Коко гадала, имеет ли Андре хотя бы малейшее представление о том, как он попал из лагеря в госпиталь в Париже, и поймет ли он когда-нибудь, как сильно она его любит.

Или поблагодарит ли он хотя бы когда-нибудь свою тетушку Коко.

Она открыла глаза, уже зная ответ.

Но все-таки он был жив. Адмирал Канарис и Вальтер Шелленберг не нарушили условий сделки. Насколько она могла судить, ее рапорт попросту похоронили.

Гитлер и Франко встретились в Андае на франко-испанской границе через неделю после того, как Коко уехала из≈Мадрида. Новости ей рассказал Шпац. Генерала Франко на встрече сопровождал министр иностранных дел Серрано Суньер.

– Франко вертелся как уж на сковородке, согласился только на то, что Испания в нужное время выступит на стороне Германии. Он одну за другой приводил Гитлеру причины своего отказа. – Шпац покачал головой. – Фюрер был в бешенстве после этой встречи, сказал, что предпочел бы удаление зуба попытке договориться с каудильо.

Коко изобразила удивление. Шпац выглядел сбитым с толку.

– Учитывая успешный визит Гиммлера в Мадрид за несколько недель до этого, все полагали, что Испания одобрит альянс.

Коко спрятала усмешку, когда это услышала. Ее рапорт-шантаж оказался отличным оружием, о котором Шпац понятия не имел.

Неожиданно «Роллс-Ройс» свернул, и мысли Коко вернулись в настоящее.

– Прошу прощения, мадемуазель, – сказал Эван. – Улицу заблокировали. Мы поедем другой дорогой.

Коко посмотрела в окно и покачала головой.

– Велосипеды, велосипеды, – пробормотала она, поймав его взгляд в зеркале заднего вида. – Я всюду их вижу в последнее время. Вы только взгляните на это! – Коко подалась вперед, когда они проезжали мимо парочки на велосипеде: молодой человек крутил педали, хорошенькая девушка сидела на руле, пронизывающий встречный ветер поднимал над коленями ее юбку.

От этой картины Коко пробрала дрожь. Снег покрывал Париж. Даже в закрытой машине, укутанная в меха, она чувствовала холод.

– Девушка, должно быть, заледенела. – Она снова откинулась на спинку сиденья. – Но молодежи все нипочем.

Эван сбросил скорость, на этот раз пропуская велотакси. Старик в свитере, шерстяной шапке и перчатках, склонившись над рулем велосипеда, с трудом тащил прицепленную трехколесную повозку с двумя весьма крупными пассажирами. Мужчинам – немецким чиновникам – было тепло в пальто, шарфах, меховых шапках. Их ноги прикрывали пледы.

Коко нахмурилась, отвернулась и стала смотреть вперед. Так было всегда. Никто никогда не обещал, что жизнь будет справедливой.

Эван повернул на узкую боковую улицу, направляясь к конторе Рене де Шамбрена на Елисейских полях. Проехав несколько кварталов, он сбросил скорость, вглядываясь вперед. Из узкого прохода между домами группа взъерошенных мужчин вытащила на мостовую два гигантских мусорных бака. Один бак опрокинулся, и мужчины бросились копаться в высыпавшемся мусоре. Эван поехал еще медленнее, объехал их и снова нажал на педаль газа. Коко обернулась и посмотрела на эту сцену через заднее стекло.

– Они дерутся из-за мусора.

– Боши снова уменьшили паек, – объяснил Эван. Коко удивленно подняла на него глаза. Ее шофер никогда раньше не называл так немцев, по крайней мере, при ней. – Пайка недостаточно, чтобы мужчина мог прокормить семью.

Когда они подъехали к конторе Рене, Эван остановил машину у тротуара, вышел и открыл дверь Коко. Ступив на тротуар, она неожиданно заметила, насколько серым и пустынным выглядит проспект, столь непохожий на Елисейские поля до оккупации. Нацисты гордились «новым порядком», который они навязали Европе, и Коко никогда не ставила его под сомнение. В конце концов, она видела, что происходило во время забастовки рабочих. Правила и ограничения обеспечивали порядок, но, с другой стороны, Париж стал почти таким же суровым, как и Берлин.

Взяв Эвана под руку, она прошла по обледеневшему тротуару до входа в здание. Наконец-то она займется Пьером. Прошло почти девять месяцев с того момента, как была украдена формула № 5. Достаточно долгий срок – за это время можно ребенка выносить.

Луи де Вофрелан согласился помочь ей обрести контроль над «Обществом Мадемуазель» и ее духами, используя законы против евреев во Франции. Ее решение подать иск против Пьера на основании этих законов было железобетонным, хотя никогда раньше она не задумывалась над родословной Пьера. Но так было до войны. Входя в здание, Коко вздернула подбородок. Пьер сам это на себя навлек. Немецкие законы против евреев оказались единственным инструментом в ее распоряжении, и теперь настало время для правосудия.

Сразу по приходе Рене провел Коко в свой кабинет. Луи встал, когда она вошла, с явным удовольствием приветствуя ее. Коко заняла кресло во главе стола для совещаний, в котором обычно сидел хозяин кабинета. Теперь она сидела спиной к окну. Пришла пора ей встать у руля. Рене сел справа от нее через два стула. Луи