Читать книгу - "Там, где цветет полынь - Ольга Птицева"

Плохо же тебя воспитывали, – прошипела Уля, чувствуя, как предательски дрожат руки.

Рэм не попятился, не шелохнулся даже, просто смотрел на нее, ломая в тонких пальцах сигарету. Его глаза стали двумя сгустками тьмы. Ни капли того коньяка, что блестел на солнце в их единственное утро вместе. Одна лишь глухая злоба. Затаенная боль. Гнилая полынь. И это лишало сил. Ни отвести взгляда, ни вдохнуть. Уля почувствовала, как обмякли ноги, как руки стали совсем чужими.

И когда Рэм одним рывком оказался рядом, выбив из ее ладони нож, она не сопротивлялась. Только смотрела на огонек сигареты, упавшей на линолеум, и думала про себя, какая все-таки будет неожиданность – умереть на этой кухне. Сколько раз, наверное, соседи мечтали прирезать ее, вечно крадущую сахар и сосиски из общего холодильника. И вот же, почти сбудется. Пусть не рукой Оксаны, так ее ножом.

Рэм с силой оттолкнул ее к стене, прижал своим телом, схватил за горло, тяжело дыша, но холодной стали под ребрами Уля не чувствовала. Она скосила взгляд. Нож валялся на полу рядом с тлеющей сигаретой – оттуда уже тянуло жженым линолеумом.

– Откуда ты знаешь? – просипел Рэм. – Кто тебе рассказал? Кто?

Рука сжала горло чуть сильнее. Уля схватила воздух ртом и выдохнула слово, которого хватило, чтобы Рэм отпустил ее и медленно осел на табуретку.

– Отец.

* * *

К дому Артема они ехали в напряженном молчании. Рэм то и дело бросал взгляд в зеркало заднего вида, ожидая погони, а Уля бездумно смотрела вперед, прокручивая в голове то, что произошло…

Когда с ее губ сорвалось короткое непривычное слово, из Рэма словно выбили воздух. Он сидел на табуретке, глупо моргая.

– Что значит «отец», чей? – наконец глухо проговорил он, наблюдая, как Уля садится на соседний стул.

Говорить ей было трудно. Пережатое ладонью Рэма горло болело, голос стал чужим и сиплым, но отмолчаться бы не удалось – слишком уж нетерпеливо сверлил ее глазами Рэм в ожидании ответа.

– Так чей папа?

– Римский, блин, – не удержалась она, сглатывая ком. – Между прочим, мне больно.

Рэм с силой хлопнул ладонью по столу. Из коридора донеслось недовольное ворчание – кажется, их присутствие наконец обнаружили соседи.

– Ладно-ладно. – Уля поморщилась. – Не шуми только. Мой отец был… таким, как мы.

– И ты только узнала об этом?

– Я только узнала, что он вообще у меня был.

– Не понимаю. – Рэм провел рукой по лбу, стирая выступивший пот. – Ты не знала, что у тебя есть отец?

– Даже имени его, – кивнула Уля.

– А отчество свое смотреть не пробовала?

– Знаешь, я, конечно, расстроилась, когда ты так скоропостижно исчез, но сейчас ты меня бесишь… – В коридоре раздались тяжелые шаги Натальи, и Уля понизила голос: – Отчество у меня мамино. По имени дедушки. Степановна.

– Отлично, Ульяна Степановна, – прошипел Рэм, наклоняясь к ней через стол. – И ты хочешь сказать, что твой биологический отец был меченым?

– Он был полынником, Рэм. Понимаешь, о чем я?

Тот откинулся назад и снова протер лоб. Его заметно трясло.

– С чего ты вообще это взяла? Ты его видела?

– Нет, я не знаю, где он. Может быть, умер, может, без вести пропал. Или что там происходит с такими, как он, в конце, а?

– Ты у меня спрашиваешь? – Рэм слабо улыбнулся. – Я не знаю. Но думаю, что ничего хорошего.

– Вот и мне так кажется. – Уля схватилась за эту улыбку, как тонущий за протянутую руку. – В общем, его объявили умершим, и мне досталась его квартира. А там… – Она запнулась, подыскивая слова. – Все стены в бумажках. Его дневник. Он записывал все, что с ним происходило. До игры… И после.

– После? – Рэм больше не улыбался. В ярком свете лампочки он стал похож на ходячего мертвеца из фильма: пустой взгляд, перекошенный рот и ввалившиеся щеки. – Он что, выиграл?

Уля кивнула.

– Не может быть… А если и может, выигравший точно не станет об этом писать в долбаном дневнике, ты что-то путаешь.

– Еще скажи, что я сама это выдумала. Там про полынь, про все три вещицы, про Гуса… и про то, что будет дальше. Со всеми, кто начал игру.

Рэм тяжело поднялся на ноги, взял со стола кружку с подмигивающим смайликом на боку, набрал в нее воды из-под крана и выпил одним большим жадным глотком.

– И что же с ними стало? – спросил он, не оборачиваясь. – С твоим отцом, с другими, про которых он писал… Черт! Даже звучит глупо!

– Не черти, – машинально буркнула Уля. Сгорбленная над раковиной спина чуть расслабилась. – Рэм, я не пытаюсь тебя обмануть, зачем?

– А с ножом на меня зачем?

– Прости… Но ты сбежал! Я не знала, что думать… А потом эта вещица. Таблетки…

– Ты их пила?

– Один раз. Больше не стану. И тебе не советую. Знаешь, что они сделали с отцом?

– Могу представить… – Рэм хмыкнул и повернулся. – Так что с ним стало в итоге? Чем закончились эти записи?

– Я не смогла дочитать…

– Почему? – Рэм поставил чашку обратно на стол и посмотрел на Улю. – Разве тебе не интересно, что тебя ждет дальше?

– Нет. Такого «дальше» я не хочу. Поэтому я… искала нож.

– Бессмысленно. Назад дороги все равно не будет. Тебе просто не дадут свернуть. Ты или выиграешь, или проиграешь. К тому же есть еще желание… О нем ты забыла?

Уля дернула плечом.

– Отец даже не подумал что-то попросить. На третьем подарочке у него уже так снесло крышу, что он убил соседа. Своими руками. Не сомневаясь даже. – Она спрятала лицо в ладонях и глухо продолжила: – Это все таблетки, Рэм, они лишают разума, воли… Человечности. Я так не могу.

Его злой голос легко проник через сцепленные пальцы.

– Ну и зря.

– Ты же не смог. Да? Ты же проиграл ему? – Ульяна вскочила с табуретки и встала вплотную к Рэму. От него пахло сигаретами, заношенной курткой, сыростью и полынью, но еле слышно, издалека.

«От служек так не пахнет. Они чуть отдают травяной горечью, им всегда достаются одни крохи», – писал Артем. И Уля ему верила.

Рэм молчал, отводя глаза.

– Я знаю, что проиграл. Иначе бы ты со мной здесь не был. Караулил бы чью-нибудь смерть, а может, и сам убивал. Я так не хочу.

– Господи, Уля! – взорвался он наконец. Схватил ее за плечи, тряхнул. – Ты не представляешь, о чем говоришь! Ты уже согласилась, ты уже играешь. Нельзя спрыгнуть с несущегося поезда. Ты думаешь, легче просто взять и проиграть? Ты не знаешь, что там дальше! А я, даже если захочу… не смогу тебе рассказать. Нет таких слов.

– Я