Читать книгу - "Новые мелодии печальных оркестров - Фрэнсис Скотт Фицджеральд"

I

В первом году нашего века, в один из весенних дней, некий молодой человек сидел в брокерской конторе в нижнем конце Бродвея и экспериментировал с новенькой пишущей машинкой. Рядом на столе лежало письмо в восемь строчек, и молодой человек пытался сделать его машинописную копию, однако всякий раз неудачно: либо посреди слова выскакивала сущим безобразием прописная буква, либо алфавит, состав которого издавна сводился к двадцати шести символам, получал неуместное дополнение в виде $ или %. Обнаружив ошибку, молодой человек неизменно брался за свежий лист, но после пятнадцатой попытки в нем заговорил кровожадный инстинкт, потребовавший вышвырнуть машинку в окно.

Короткие грубые пальцы молодого человека были велики для клавиш. И весь он тоже отличался крупным сложением; более того, можно было подумать, что его громоздкое тело продолжает расти: боковые швы на пиджаке расползались, брюки тесно облипали бедра и голени. Желтые волосы стояли торчком — когда он расчесывал их пятерней, в них оставались дорожки; глаза сверкали металлической голубизной, однако приопущенные веки подкрепляли впечатление апатии, исходившее от неуклюжей фигуры. Молодому человеку шел двадцать второй год.

— А для чего существуют резинки, а, Маккомас?

Молодой человек оглядел комнату.

— Что это? — спросил он отрывисто.

— Резинки, — повторил вошедший в комнату коротышка, по виду самая настоящая хитрая лиса, и помедлил рядом с Маккомасом. — Вот этот лист вполне ничего, только в одном слове ошибка. Думайте головой, а то до завтра не справитесь.

Лис зашел в свой кабинет. Молодой человек ненадолго застыл в ленивой апатии. Внезапно он что-то буркнул себе под нос, схватил упомянутое лисом приспособление и яростно вышвырнул в окно.

Через двадцать минут он открыл дверь кабинета своего нанимателя. В руке он держал письмо, отпечатанное без единой ошибки, и надписанный конверт.

— Вот письмо, сэр. — Молодой человек все еще морщил лоб после недавнего напряжения.

Лис взял письмо, скользнул по нему взглядом и со странной улыбкой посмотрел на Маккомаса.

— Вы не воспользовались резинкой?

— Нет, мистер Вудли.

— Дотошность заела? — с сарказмом спросил лис.

— Что?

— Я сказал «дотошность», но, поскольку вы не слушали, употреблю другое слово: «упрямство». Чьим временем вы злоупотребили, только бы не брать в руки резинку, хотя даже лучшие машинистки не гнушаются к ней прибегать? Моим или вашим?

— Я хотел сделать хороший экземпляр, — не меняя тона, отозвался Маккомас. — Видите ли, мне не приходилось прежде печатать на машинке.

— Отвечайте на вопрос! — рявкнул мистер Вудли. — Пока вы сидели и печатали эти две дюжины экземпляров, чье время вы расходовали — свое или мое?

— По большей части я работал в свой обед. — Крупное лицо Маккомаса вспыхнуло злым румянцем. — Я привык делать все по-своему или вообще не делать.

Вместо ответа мистер Вудли схватил письмо и конверт, разорвал их на четыре части и, улыбаясь во весь рот, бросил в корзину для бумаг.

— А я привык по-моему. Что вы об этом думаете?

Юный Маккомас шагнул вперед, словно намереваясь вырвать обрывки из рук человека-лисы.

— Проклятье! — крикнул он. — Проклятье! Если мне предложат за медный грош вам бока отломать — я готов.

Со злобным рыком мистер Вудли вскочил на ноги, порылся в кармане и бросил на стол пригоршню мелочи.

Десять минут спустя временный сотрудник, зашедший с докладом, отметил отсутствие на привычном месте юного Маккомаса, а также его шляпы. В кабинете, однако, он нашел мистера Вудли — с багровым лицом и пеной у рта тот яростно кричал что-то в телефонную трубку. Одежда его, к удивлению сотрудника, находилась в нарушавшем рамки приличия беспорядке, все шесть пуговиц от подтяжек валялись на полу.

II

В 1902 году Генри Маккомас весил 196 фунтов. В 1905-м, когда он вернулся в родной город, Элмиру, чтобы жениться на девушке, в которую влюбился еще в детстве, его вес подбирался ровнехонько к 210. Два последующих года Маккомас прожил без изменений, но после паники 1907 года быстро достиг 220 фунтов, которые, судя по всему, и должны были остаться его потолком на всю последующую жизнь.

Выглядел Маккомас не по годам солидно: желтые волосы при определенном освещении приобретали вид благородной седины, дородная фигура внушала еще больше почтения. За первые пять лет после ухода с фермы он не оставлял мысли открыть собственное дело.