Читать книгу - "Бальзам для уставших сердец - Пэ Мён Ын"

болезни, он собственноручно подготовил все для ее комфортного пребывания. На случай чрезвычайной ситуации Сынбом поселился в своем кабинете. Суджон было неудобно оставаться с ним в клинике восточной медицины, но она решила потерпеть, чтобы прожить еще хоть на день больше.

Тук-тук-тук. Читавшая книгу Суджон подняла голову, услышав стук в дверь своей палаты. Она выглянула в окно, задаваясь вопросом, пришло ли уже время ужина. С темно-серого неба падали хлопья снега. Они были такими большими, что даже стучали по стеклу. Это был первый снег. Хах. Суджон фыркнула. Она думала, что умрет, не увидев снега в этом году, но, похоже, достаточно крепко держалась за ниточку жизни. Пока она витала в своих мыслях, в дверь постучали снова.

– Поняла я.

Она отложила книгу, сняла очки для чтения, и тут дверь открылась. Из-за нее высунулась голова Сынбома.

– Вы спали?

– Нет.

Она поднялась с кровати. Как только ноги коснулись пола, по ним прошла дрожь. Замерев на мгновение, Суджон ни с того ни с сего похлопала себя по спине.

– Я так долго лежала, что аж спина разболелась. – Болтая, она сунула ноги в тапочки.

«Чертовы ноги! Стойте крепко!»

Ноги, пытавшиеся разойтись в разные стороны в воздухе, наконец послушались.

– Думаю, вам лучше будет сесть.

– Нет. Мне нужно вставать и ходить. Я только ем и сплю. Как будто в корову превратилась.

– Судя по вашему аппетиту, я бы скорее назвал вас новорожденным теленком.

Суджон, убрав руки с кровати, на которую опиралась, нахмурилась от этих слов Сынбома.

– И ты считаешь это хорошей шуткой?

– Разве не смешно?

– Смеяться можно, когда все в меру.

– Тц.

Сынбом все так же стоял, просунув через дверь одну голову. Это было странно.

– Что? В чем дело? Опять что-то натворил? Без меня ты все время во что-то вляпываешься, ну и как мне отдыхать?

– Нет, дело не в этом. На вашем лице следы слюней.

– Чего-о?

Смутившись, она вытерла рот рукой.

– И волосы растрепаны.

Суджон подошла к зеркалу и взглянула на себя. Седые волосы были не убраны, но и не растрепаны, не говоря уж о следах слюней. Когда она недовольно посмотрела на Сынбома, тот вытянул руку, оставаясь на прежнем месте.

– У вас губы потрескались, так что у меня есть подарок.

– Так зайди и отдай. Почему ты только голову сюда засунул?

Суджон выхватила подарок из его рук, и это оказалась помада. Мда. Какой абсурд. Открыв крышку, Суджон увидела, что помада была розовой, как весенний цветок.

– Ты же одержим деньгами, так откуда это взял? Правда купил ее для меня? Чтобы я, старуха, которой послезавтра умирать, забыв о стыде, намазывала себя чем-то подобным?

Несмотря на эти слова, Суджон умылась, аккуратно причесала волосы и нанесла на губы помаду, похожую на лепесток весеннего цветка.

– Даже жалко ее так тратить.

За всю жизнь она красилась чем-то подобным всего раз, когда выходила замуж за своего мужа, позже умершего от болезни. Ей было так жаль красить свои бледные, бескровные губы такой красивой помадой, что ее рука дрожала. Надо было украшать себя больше тогда, в то прекрасное время. Как же жалко! Когда она несколько раз потерла губы кончиками пальцев, они мягко засияли. Ее бледное лицо стало немного ярче. Суджон снова перевела взгляд на Сынбома, который продолжал за ней наблюдать.

– Доволен?

От смущения ее слова прозвучали резко, но Сынбом почему-то широко улыбался и даже поднял большой палец.

– Словно фея, спустившаяся с неба.

Еще и шутит.

– Да-да, я и есть та самая фея. Если я сейчас выйду на улицу, местные призраки встанут передо мной на колени, умоляя исполнить их желания.

Она собиралась что-то еще пробормотать о подарке, но голова Сынбома исчезла. А затем в узкую щель в двери просунулась голова поменьше. Два больших глаза на бледном лице внимательно осмотрели палату, а затем встретились с глазами Суджон. Та отшатнулась. Ребенок оглянулся, а затем снова посмотрел на нее и улыбнулся. Суджон разглядывала каждую черточку маленького человека с длинным висящим языком и без двух передних зубов.

– Мама.

Мама, мама! Как сильно она хотела услышать эти слова. Ноги Суджон, крепко стоявшие на полу, вдруг оторвались. Раскинув руки, она бросилась к ребенку:

– Гиун!

– Прости, мама.

Схватив подбежавшего ребенка, она крепко его обняла. Пусть все тело и дрожало от холода, но она все крепче сжимала сына в объятиях, как будто никогда не хотела его отпускать. Гиун расплакался.

– Где ты был все это время? Один! Ты хоть знаешь, как долго мама искала тебя? Почему ты сразу не пришел? Знаешь, как сильно мама скучала?

– Прости. Ты говорила мне не ходить туда, но я не послушался. Боялся, что будешь ругаться… Вот и прятался.

– Буду ругаться?.. Прятался? Где? Так долго и один?

Ребенок закрыл глаза обеими ладошками.

– Если я вот так закрою глаза и помолюсь, чтобы никто не мог меня видеть, никто меня и не видит. Но доктор восточной медицины меня все время видел.

Вот так исполнилось желание ребенка. Суджон продолжала качать головой, жалея сына, который настолько сильно боялся, что его будут ругать.

– Вот как? Нет, мама больше не такая. Я была не права. Ты так долго оставался один, наверняка тебе было страшно и одиноко.

Смотря на ребенка, Суджон гладила его мокрые волосы, постоянно прося прощения.

– Мама так боялась, что уйдет в одиночестве, не успев сказать Гиуну, как сильно любит его. Так переживала, что теперь, когда мама состарилась, ты не узнаешь ее. Спасибо, что родился у нерадивой матери. Я всегда хотела сказать тебе это. Мой милый сынок, давай хотя бы теперь останемся вместе надолго.

Сынбом, увидев, как они плачут, продолжая обнимать друг друга, тихонько закрыл дверь.

* * *

На следующий день.

После встречи с сыном Суджон заявила, что больше не будет лечиться. Сынбом хотел что-то сказать, но тут же проглотил эти слова и кивнул. Он повел Суджон, Гонсиль и Гиуна в универмаг и накупил там много подарков.

Суджон позволила Гиуну есть все, что он не пробовал раньше, купила наряды, которых у него никогда не было, и игрушки. Вернувшись в лавку лечебных трав, Суджон обняла Гиуна в комнате ожидания и включила трот[19]. Гонсиль, которая, как всегда, была на своем месте, вручила ей пакет с рисовыми лепешками. Суджон взяла пригоршню, положила ее в рот сыну, а затем и себе. Все ее тело было легким.

Глава 17

Какие-то похороны