Читать книгу - "Империи песка - Дэвид У. Болл"

полюса были ярко раскрашены в соответствующие цвета. Анри с большим удовольствием указывал на глобусе места в Африке и Азии, которые были слабо прорисованы или вообще оставлены белыми, и подробно рассказывал, что там находится. Серена тоже обладала географическими познаниями, причем о Сахаре она знала даже больше мужа, поскольку сама была родом из Сахары.

Тихо закрыв за собой дверь, доктор Фосс вышел из хозяйской спальни. Пора возвращаться домой.

Однако, перед тем как уехать, он постучался в комнату мальчиков.

– Входите, – ответил спокойный женский голос.

В комнате было две кровати. Возле одной на стуле сидела Серена, держа в руке худенькую ручку Муссы. На другой кровати лежал Поль. Оба мальчика спали.

– Прекрасно, госпожа графиня. Вот я вас и нашел.

Серена слабо улыбнулась и напряглась, готовясь услышать о состоянии Анри.

– Ваш муж не только силен, но и удачлив. Я соединил кость и наложил шину. Ему придется месяц провести в неподвижности, пока кость не срастется. Думаю, это волнует его больше, нежели сам перелом. Я оставлю ему лекарство. Если будет жаловаться на боль, давайте ему бренди.

– А Мусса? – кивнув, спросила Серена.

Врач взял другой стул, пододвинул к кровати, но, прежде чем сесть, потрогал лоб мальчика.

– Графиня, должен признаться, я изумлен. – Он откинул одеяло; на хрупком мальчишеском теле не было живого места, на длинную рану прямо под грудной клеткой были наложены грубые черные швы. – Казалось бы, столкновение с кабаном должно закончиться смертью. Клык ударил вот сюда. Просто чудо, что не глубже. – Врач указал на рану, тянувшуюся от плеча до паха. – Завтра состояние раны ухудшится, и она сильно распухнет. Ее требуется постоянно охлаждать. – Врач прикрыл Муссу одеялом, а сам тяжело опустился на стул, утомленный делами дня. – У мальчика сломана ключица, три ребра и палец. Вдобавок пострадала голова. Контузия.

– Как вы сказали? – спросила Серена, услышав незнакомое слово.

Доктор постучал пальцем по своему виску:

– Голова у вашего сына тоже проломлена. – Он ободряюще улыбнулся. – Не беспокойтесь, графиня. У Муссы крепкая голова. И упрямая, как у отца.

В этот момент в комнату влетела Элизабет, мать Поля. Как всегда, ее появление было мелодраматичным, захватывающей дух вспышкой локонов, цвета и духов. Элизабет только что вернулась из города. Узнав о случившемся, она пришла в неистовство.

– Поль! – воскликнула Элизабет. – Что случилось с моим маленьким Полем?

– Успокойтесь, мадам, – сказал врач, привыкший к ее всплескам. – Вы разбудите мальчиков. Поль не пострадал. Он совершенно здоров. Герой.

Элизабет бросилась к кровати сына, суетясь, воркуя и осыпая его поцелуями. Поль проснулся и попытался увернуться от материнских нежностей, сохраняя достоинство шестилетнего мальчишки. Когда она поумерила свой пыл, он улыбнулся.

– Маман! – Поль сел на кровати. – Ты знаешь, что сегодня было?

– Oui, mon petit[1]. Я слышала про кабана. Ты действовал великолепно!

Поль поморщился. Матери ничего не знали. Какое уж там великолепно?

– Нет! Я не об этом. Мы с Муссой помочились на муравейник!

Элизабет выпучила глаза.

Серена сидела у кровати Муссы. В комнате горела единственная свеча. Дом затих. Гости давно разъехались. Обитатели спали. Серена проведала Анри и вернулась к сыну. Она водила пальцем по его лбу, касаясь так, как может касаться только мать. То было прикосновение радости, что он остался жив, прикосновение удивления перед тем, насколько ему повезло. Однако к радости примешивался страх, ибо тельце Муссы было сильно изранено, не говоря уже о переломах. Серена ужасно устала, однако сон не шел. На протяжении долгой ночи, проводимой в раздумьях, ее захлестывали противоречивые чувства. Она то ощущала себя виноватой, то радовалась благополучному исходу, а через несколько секунд сжималась от ужаса, представляя, что могло бы случиться.

Это мой сын. Ее плоть и кровь. Ее малыш. Сегодня смерть приходила за ним и получила отказ. А ведь все могло бы закончиться трагедией. Она могла потерять сына или мужа. Даже сознавая, что сын жив и ему ничего не угрожает, она не могла избавиться от ужаса. Ужас застревал комком у нее в горле, вызывая желание кричать. Ужас колотил ей в грудь и наполнял глаза слезами. Ее эмоции были неуправляемыми и чисто плотскими. Серену разрывало между тошнотой и эйфорией. До чего же хрупка жизнь! Как неискушен и наивен ее мальчик! И как же ей повезло!

Это мой сын. Такой маленький, такой беспомощный и зависимый. В пустыне Серена часто видела смерть. Хрупкость человеческой жизни там ощущается острее. Кто-то лишается отца, ставшего жертвой вероломства, кто-то теряет мать, не справившуюся с болезнью. Чьи-то братья и сестры гибнут от несчастных случаев и войн. Жизнь в пустыне не назовешь ни легкой, ни доброй. Смерть не являлась желанной гостьей, но и чужой не была. Она приходила, когда ей вздумается. Но чувство, испытываемое Сереной сейчас, было для нее новым, незнакомым и пугающим.

Это мой сын. Она носила его в своем чреве. Нянчила и смотрела, как он растет. В его синих глазах она видела Анри, в высоких скулах и улыбке – себя. Мусса часто смеялся, даруя радость ее сердцу. Она часами качала сына на качелях, освобождала карманы от камешков и помогала ловить насекомых для его коллекции. Она лечила ему разбитые коленки и содранные локти, следила, как он учится ходить и есть самостоятельно. Она учила его говорить на тамашеке, своем родном языке. Она пела ему колыбельные и утешала, когда другие дети осыпали его насмешками. Когда это случилось впервые, ему было всего пять. Серена и подумать не могла, что все начнется столь рано.

– Маман, а что такое полукровка?

Глаза сына были широко распахнуты от изумления и душевной боли. Естественно, никто из детей и понятия не имел о значении слова «полукровка»; они лишь повторяли услышанное от родителей. Но дети способны жестоко бить словами и переменчивы в своем отношении к сверстнику. То они весело играют с ним, а через несколько минут перестают замечать, и он чувствует себя брошенным и одиноким. Муссу оскорбили вдвойне, поскольку сверстник назвал его demi-sang[2] – словом, применимым к лошадям, но никак не к людям. Другой мальчик срифмовал это слово и превратил в дразнилку, которую подхватили все дети, кроме Поля.

Мусса в слезах убежал.

Потом он сидел у Серены на коленях. Она гладила его по голове, подыскивая слова утешения и не находя таких слов. Она знала: детской дразнилкой это не кончится. Мусса еще не раз испытает уколы недовольства со стороны окружающих и боль за то, что он иной. С того самого дня, как Анри привез ее во Францию,