Читать книгу - "Сказки века джаза - Фрэнсис Скотт Фицджеральд"

Прошли и раннекаменный, и позднекаменный, и бронзовый века. И через многие годы наступил он – хрустальный век. Молодые дамы хрустального века сначала убеждали молодых кавалеров с длинными, вьющимися усами сделать им предложение, а после венчания еще несколько месяцев сидели и писали письма с благодарностями за сыпавшиеся на молодоженов дождем хрустальные подарки: чаши для пунша, чаши для мытья рук, изящные стаканы, бокалы для вина, мороженицы, конфетницы, графины и пепельницы. Хотя хрусталь и не был чем-то новым для 90-х годов XIX века, он все же оставался особым материалом, отражавшим ослепительный свет моды, разливавшийся от квартала Бэк-Бэй до скоростного Среднего Запада.

После свадьбы чаши для пунша выстраивались на буфете: самая большая гордо устанавливалась в центре; стаканы располагались на «китайской горке», подсвечники ставились по краям – и борьба за существование начиналась. Блюдо для конфет теряло свою маленькую ручку и становилось игольницей, покорно перемещаясь в спальню на втором этаже; прогуливающийся котенок сбрасывал маленькую вазу с буфета; наемная горничная раскалывала на куски вазу побольше, ударив ее о сахарницу; бокалы изнемогали в сражениях и падали со своих тонких ножек, и даже изящные стаканы исчезали один за другим, как десять негритят. Последний из них, испуганный и изувеченный, заканчивал свою карьеру на полочке в ванной в качестве стакана для зубных щеток, среди других потертых экс-джентльменов. И в тот момент, когда он падал на пол, заканчивалась эпоха.

Полдень славы хрустального века уже давным-давно миновал, когда любопытная миссис Роджер Файрбоат заглянула к прекрасной миссис Гарольд Пайпер.

– Моя дорогая, – сказала любопытная миссис Роджер Файрбоат, – я прямо-таки влюблена в ваш дом. Я думаю, что он – произведение искусства!

– Ну что вы… Благодарю вас! – сказала прекрасная миссис Гарольд Пайпер, и в ее юных темных глазах блеснули огоньки. – Вы должны заходить к нам почаще. Я почти всегда провожу вечера в одиночестве.

На это миссис Файрбоат могла бы заметить, что не поверила ни на йоту и не видит причины, в силу которой в это можно было бы поверить, – ведь весь город судачил о том, что мистер Фрэдди Гедни вот уже полгода чуть ли не ежедневно заглядывает к миссис Пайпер. Миссис Файрбоат находилась уже в столь зрелом возрасте, когда любые слова молодых и красивых женщин не вызывают особого доверия…

– Больше всего мне нравится ваша столовая, – сказала она. – Весь этот дивный фарфор и эта огромная хрустальная чаша!

Миссис Пайпер рассмеялась так мило, что желание миссис Файрбоат как-нибудь намекнуть об истории с Фрэдди Гедни почти что исчезло.

– Ах эта большая чаша!

Когда миссис Пайпер выговаривала слова, ее губы походили на яркие лепестки розы.

– У нее есть даже своя история…

– Неужели?

– Помните ли вы молодого Карльтона Кэнби? Когда-то он ухаживал за мной. В тот вечер, когда я сказала ему, что собираюсь замуж за Гарольда – это было семь лет назад, в 1892-м, он в конце концов взял себя в руки и сказал: «Эвелин, я хочу подарить тебе на память вещь, такую же тяжелую, как твой характер, такую же прекрасную, пустую и прозрачную, как ты». Он немного испугал меня – его глаза так потемнели! Я подумала, что он собирается подарить мне дом с привидениями или что-нибудь вроде такой коробочки, которая взрывается в руках, когда ты ее открываешь. Но на следующий день он прислал мне чашу, и – конечно же! – просто великолепную! Ее диаметр, или периметр, или как-там-еще-это-называется, 2,5 фута – или даже 3,5! Не важно, наш буфет все равно слишком мал для нее!

– Моя дорогая, не правда ли, весьма, весьма странный подарок? А после этого он, кажется, уехал из города?

Миссис Файрбоат царапала курсивом в памяти – «тяжелая, прекрасная, пустая и прозрачная».

– Да, он уехал на Запад… Или на Восток – или куда-нибудь еще, – ответила миссис Пайпер, излучая то божественное неведение, которое позволяет красоте не подчиняться законам времени и пространства.