Читать книгу - "Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов"

— Очень болит, Елена Александровна, — однажды призналась она, впервые назвав врача по имени-отчеству. — Выламывает все...

— Поболит и перестанет, — ласково сказала Елена Александровна. — Мы с вами медики, милая, понимаем. Потерпеть надо.

— А что у меня там?..

— Шейка бедра раздроблена.

— Но ведь это...

— Все будет в порядке! Вставили металлический стержень, сохранили ногу, так что бегом, Татьяна Васильевна, от нас побежите!..

Верила ли она врачу? И да, и нет. То есть верила, разумеется, что ей сохранили ногу, что сможет ходить, но знала — с палочкой, прихрамывая. И разве в ноге только дело!.. Изранено, иссечено шрамами буквально все тело, плохо слушается и сохнет — повреждено сухожилие — левая рука, а главное... Главное, конечно, лицо. Рваный рубец от переносицы по всей правой шеке и десятки «оспин», оставленных песчинками, крошечными осколками мины, отчего лицо сделалось рябым...

В медучилище, где училась Татьяна, был рябой парень: стрелял из отцовского ружья, разорвался патрон. Девчонки избегали его, а между собой смеялись, что с таким... с таким уродом страшно по улице рядом пройти... Как же его звали?.. Нет, сколько ни вспоминала Татьяна, не могла вспомнить. Рябой и рябой. Без имени, без фамилии. А ведь он — парень, мужчина. Она — женщина... Господи, как показаться на глаза людям! Пожалуй, теперь ее не узнал бы и Михаил. Конечно, не узнал бы. Случись чудо, повстречайся с ним живым — отвернется, чтобы не показать своей неприязни, своего ужаса...

В минуты, когда наступало отчаяние и не было сил бороться с ним, зло смеялась над собой: «Рябая хромоножка!..»

Елена Александровна, женщина чуткая, тактичная, однажды издалека завела разговор на эту тему, понимая, что более всего мучит Татьяну. Рассказывала о какой-то знакомой — разумеется, о несуществующей, придуманной, — которой при пожаре сильно обожгло лицо.

— Бедная так страдала, так страдала!.. — говорила Елена Александровна, импровизируя и внимательно наблюдая за Татьяной. — А потом через людей узнала, что в Москве есть врач, который превосходно делает на лице пластические операции...

— Зачем вы мне это рассказываете?.. — А самой было интересно, что же дальше.

— Вы послушайте, послушайте!.. Поехала она в Москву, а когда вернулась...

— И что? — Татьяна напряглась.

— Ну прямо киноартистка, честное слово! — Она засмеялась так искренне, что, пожалуй, можно было и поверить ее рассказу. — Знакомые шутили, что муж в нее заново влюбился...

Тут вот ошиблась Елена Александровна, не зная о том, что муж-то Татьяны погиб и что, по крайней мере пока, ее нисколько не занимает, не волнует любовь мужчин. Она давно поклялась себе и в письмах к уже убитому Михаилу в вечной своей любви к нему и верности.

— Это было в тридцать восьмом или тридцать девятом году...

— Не надо! — сказала Татьяна, отворачиваясь. — Я не хочу, слышите, не хочу делать пластическую операцию!.. И всё вы врете, врете, врете! — Она зарылась лицом в подушку и лежала так, покуда не услышала, как Елена Александровна осторожно прикрыла за собой дверь.

Потом, правда, думала о том, что действительно можно сделать операцию, но для этого нужно время, да и не просто найти хорошего хирурга-косметолога, который бы взялся исправить ее лицо...

А вскоре после Нового года врачи нашли, что Татьяна достаточно окрепла для прогулок на свежем воздухе. Комсомольцы местного небольшого завода сделали для нее коляску. Была она удобная, легкая и проста в управлении.

Как-то Елена Александровна пришла в палату раньше обычного обхода. Пощупала пульс, осмотрела повязки, проверила гипс, спросила, как Татьяна чувствует себя, и неожиданно объявила:

— Сегодня поедем гулять. На улицу, на воздух!

— Что? — встрепенулась Татьяна. Если она и думала когда-нибудь об этом, то в далеком-далеком будущем.

— Гулять, Татьяна Васильевна, поедем. Нам с вами, милая, необходим свежий воздух и движение. Новые впечатления тоже крайне необходимы. Это — жизнь!..

— Воздуха мне хватает и здесь, — возразила Татьяна. — И этих, впечатлений.

— Вам кажется, что хватает. Вот...

— Я не хочу на улицу.

— Как же можно не хотеть? — изумилась Елена Александровна. — Здесь такой прекрасный парк! Есть что посмотреть.

— Мне из окна видно.

— Что окно!.. Вот я, например, всю жизнь прожила на одном месте, в этом городе. Считала всегда, что достаточно знаю, достаточно вижу. И мне, как вы говорите, всего хватало... — Она задумалась на мгновение, вспоминая о чем-то. — Возможно, что и хватало. Возможно. А незадолго до войны мужа направили в командировку в Ленинград. У меня накопилось несколько отгулов за дежурства, и я поехала с ним. Между нами, поехала, чтобы не отпускать одного... Она улыбнулась. — Муж у меня, знаете, был неравнодушен к женщинам... И что же? Там, в Ленинграде, я впервые поняла, как многого мне не хватало! Дело не в достопримечательностях, у нас своих хоть отбавляй. Хотя, конечно, я побывала и в Эрмитаже, и в Русском музее, и в Казанском соборе. Но все это я, в общем-то, видела раньше в кино, на открытках... А не хватало мне простого общения с этим неповторимым городом, с его улицами, переулками... После войны обязательно снова поеду. А в тот раз нам удалось заехать еще и в Новгород, и там я ощутила нечто похожее, но совсем-совсем другое... Вернувшись домой, я как-то по-новому стала смотреть на свой город. Некоторые говорят, что наш город, между прочим, чуть ли не ровесник Новгорода...

— Я не поеду гулять, — сказала Татьяна.

— Ну, знаете ли! — сердито проворчала Елена Александровна. — Возможно, я тоже не хочу работать здесь, а работаю, потому что нужно, необходимо, наконец. И вам необходимо на воздух!

— Все равно. — Татьяна вздохнула устало, как бы давая понять, что разговор бесполезен.

— А я говорю — поедете!

— Насильно повезете? — Она усмехнулась нехорошо.

— Как-нибудь обойдемся без насилия. Вы, милая, пока находитесь в рядах Советской Армии, вас никто не увольнял, и я могу вам просто-напросто приказать. Вы — младший сержант, а я все-таки капитан медицинской службы. Кто там, давайте сюда коляску! — крикнула Елена