Читать книгу - "Песня имен - Норман Лебрехт"

мантии взбегает по крутым ступеням. — Моя машина заедет за вами в шесть. Будьте на месте.

С облегчением переключаюсь на значки и ISBN профессионального библиотекарства, тайные коды ученой коммерции. День проходит в мелькании оригинальных партитур и каталожных цен, книготорговых сплетен и разных музыкальных мелочей. К тому времени, когда подвезли тележку с чаем, я оформил все большие заказы и мог отправляться домой — миссия выполнена. Но я связан ужином и задумал провести остаток недели в поездке по мелким клиентам, дабы оправдать свое отсутствие перед Мертл и налоговиком. Маленькие магазины, мелкие деньги. Но это дает мне ощущение, что я краду время для себя, мое собственное время, как хочу, так и трачу.

Вот что я потерял после ухода гения — власть над временем. Эта потеря невосполнима, как смерть, дыра в сердцевине вещей. Плетусь к себе в гостиницу под хлещущим дождем, свет из магазинов мерцает на глянцевых тротуарах. Ходьбы две минуты — слава богу, некогда задуматься о предстоящем вечере. Когда обрушится удар, обрушится без предупреждения. Ничто в этот последний день нормальности не отклонялось от нормы, никаких предвестий того, что рассыплется монотонная моя полужизнь, что встану перед тем, чего больше всего страшусь и жажду — золотой сердцевиной, выкромсанной из моего пустого послебытия.

2

Встало время

Я всегда вожу с собой смокинг и фрак, на всякий случай. И запасную деловую тройку с шерстяным шарфом для защиты от холодного ветра с загрязненного эстуария реки То. «Береги себя», — напутствует Мертл, и я стараюсь.

В общем, день прошел спокойно под ежечасные сообщения с войны в Персидском заливе, не требующей от страны великих жертв, но вызвавшей ожесточенные споры.

— Посылают пять армий, чтобы отвоевать для кувейтского шейха нефтяные промыслы, и не шевельнут пятью пальцами, чтобы спасти нашу угольную промышленность, — ворчит заведующий образованием, флегматичный энциклопедист с дипломом вечернего колледжа.

Я бормочу что-то политически невнятное, пока он старательно расписывается на трех экземплярах заказа.

— Какой фарс, — вступает директор библиотек. Заплатанные джинсы говорят о его модных левых симпатиях. — Сначала мы продаем Ираку оружие, потом разносим его бомбами, потом опять продаем оружие.

В скором времени он будет подписывать петиции «Социалистического рабочего» с требованиями предоставить западную помощь Ираку. Я прикусил губу и лицемерно киваю, пока он не подпишет заказ и не вложит в мою слегка дрожащую руку.

— Удачный день, сэр? — спрашивает бармен в «Роял Тобурн», наливая мне входную.

Недурной, считаю я. Четыре тысячи фунтов выручки в сумерках рецессии и трясине войны лучше кучи оправданий.

— Считаю, заработал себе на стопку, — говорю я бармену Джорджу. — Присоединитесь?

В уютном салуне, не нюхавшем свежего воздуха с тех пор, как в нем промелькнул Ллойд Джордж во время последней своей избирательной кампании, я пробегаю глазами петит сегодняшнего конкурса:

…допускаются юноши и девушки, родившиеся до 1 декабря 1978 года или в административном районе Тосайд или непрерывно проживающие в нем с 1 января 1985 года…

Шесть победителей предварительных туров допускаются к Большому финалу, где им предлагается исполнить сольное произведение Иоганна Себастьяна Баха на скрипке или фортепьяно, а затем произведение по собственному выбору, соло или с аккомпаниатором, приглашенным участником.

Участнику отводится не более пятнадцати минут, если не будет особой просьбы председателя жюри… председатель голосует только в случае, если голоса разделились поровну… решение жюри — окончательное и не подлежит пересмотру. Исполнение оценивается по правилам Международного музыкального конкурса имени королевы Елизаветы (экземпляры можно получить у Директора искусств и досуга). Без письменного разрешения администрации — Совета района Тосайд члены жюри не разглашают деталей обсуждения и не поддерживают никаких контактов со средствами информации в ходе конкурса и в течение семи дней после его завершения.

Обычные правила. Конкурс Елизаветы — наверное, самый старый и лучше всего организованный мировой конкурс — учрежден помешанной на музыке бельгийской королевой, между прочим, способной скрипачкой. Разумно со стороны Тосайда взять за образец ее справедливые и беспристрастные правила — наподобие правил маркиза Куинсберри в боксе.

«Даймлер» градоначальника подкатывает вовремя и отвозит снова в мэрию, где косой секретарь в приемной мрачным кивком показывает мне на Вордсвортовский зал. Я приехал последним из судей. Два манчестерских профессора, мужчина и приблизительно женщина, выделяются среди собрания, как обтрепанные обшлага на траурном костюме. Они заняли позиции по сторонам от камина под портретом озерного поэта. Выражение лиц кислое — провинциальные профессора принимают его для защиты своих слоновокостных должностей от вторжений из реального мира. Здороваются вяло, с бокалами в руках, словно встречают свежий труп в прозекторской.

Заведующий музыкой Тосайда намного дружелюбнее. Фред Берроуз, органист Тобурнского собора и дирижер Тосайдского молодежного оркестра, улыбается вулканически и валит ко мне. Большой, неуклюжий холостяк, добрый с детьми и безопасный для женщин.

— Принесу вам выпить, — гудит Фред, но его опережает дородный бородатый персонаж, исполненный самоуважения. Наш четвертый судья в синтетическом желтом галстуке с зелеными полосками и фиолетовым девизом «Играть на победу», — он представляется: Оливер Адамс, «зовите меня Олли», заведующий искусствами и досугом.

В волосяном обрамлении лицо его лоснится, как головка новорожденного с дополнением в виде младенческого диатеза. Он вручает мне бокал с шардоне из гипермаркета, подогретое канапе и такой же корпоративный галстук в подарочной упаковке — все это я деликатно перемещаю на каминную полку.

— Замечательно, что вы с нами, — гудит он. — Хорошо, когда председатель понимает партитуру, в отличие от некоторых — не буду называть, — кто только считает фальшивые ноты. Мы ищем здесь настоящего победителя, который выйдет в свет и покажет себя, прославит округ — «Играть на победу». Это я сочинил лозунг нашего конкурса. Вам нравится?

Он на культуре недавно — переведен из маркетинга в прошлом году, — признается Олли. Притрется. Позади него в полушаге интересная светловолосая женщина в платье из набивного шелка, элегантная. Возможно, помощница или что-то вроде aide-de-camp[7]. «Моя жена Сандра», — сообщает Олли, и у меня возникает смутное, сомнительное чувство — или узнаю в ней? …да нет же! — давнюю одноразовую знакомую по вечеру в баре «Роял Тобурн».

Ну, для людей моего возраста и рода занятий нет ничего необычного в том, чтобы встретить ту, с кем в оны годы ты, может быть, — а может быть, и нет — отбросил условности и одежды и в шумнодышливом соитии поделился оргазмами, но не номерами телефонов. Если существует этикет в таких ситуациях, я его еще не знаю. Кто-то должен написать инструкцию для пожилых ходоков. Что сказать мимолетной подруге — или иллюзии ее?