Читать книгу - "Пуговичная война. Когда мне было двенадцать - Луи Перго"

– Хорошо было бы купить что-то на одно су, что легко делится на много частей.

Были предложены конфеты: маленькие круглые конфетки и еще лакричные палочки, которые так приятно сосать и жевать на уроке, спрятавшись за поднятую крышку парты.

– Тогда разделим: пять су на конфетки и пять – на лакричные палочки. Значит, с этим уладили. Но, сами знаете, это не всё. Придется стащить из погреба яблок и груш, а еще мы будем печь картошку. А Курносый сделает сигары из клематиса.

– И надо что-то выпить, – заявил Гранжибюс.

– Может, достанем вина?

– И немного водки?

– Из черной смородины?

– Сиропа, что ли?

– Гранатину?^[38]

– Это очень трудно!

– Я знаю, где у нас на чердаке есть бутыль крепкого, – сказал Лебрак. – Если бы можно было оттуда отлить бутылочку… Не дрейфь, будет у нас вино, а то!

– А еще у нас нет стаканов.

– Хоть бы вода в чем-то была!

– Там у нас есть кастрюли!

– Они не такие уж большие!

– Если бы найти бочонок или хотя бы старую лейку!

– Лейку! В школе есть одна старая, в колидоре, может, стащим? Правда, она пыльная и дырявая. Но это не проблема: вставим в дырку колышек, а жесть почистим песком! Идет?

– Да, – одобрил Лебрак, – отличная идея. Сегодня вечером я с четырех дежурю. Так что припрячу ее возле стены во дворе, когда пойду выбрасывать мусор. А когда стемнеет, вернусь, чтобы забрать ее, и пока что спрячу в пещере у Липы. А завтра заберем. С покупками поступим так: я куплю одну плитку шоколада, Гранжибюс – другую, а Тентен – третью. Крикун пойдет за сардинами, Було – за конфетами, а Гамбетт – за лакрицей. Никто ни о чем не догадается. И всё это мы отнесем в хижину вместе с яблоками, картохой и всем остальным, что сможем раздобыть. Ах да, забыл! Сахар! Постарайтесь стырить сахар, будет чем закусить глоточек крепкого… если оно у нас будет. Обмакнем в стаканы! Стырить легко, когда мать отвернется.

Ни один из этих ценных советов не был забыт; каждый взял на себя какую-то обязанность и постарался выполнить ее по совести. Поэтому в четверг после обеда пришедшие заранее Лебрак, Курносый, Тентен, Крикун и Гранжибюс встречали своих товарищей, прибывающих один за другим или небольшими группами с набитыми до отказа карманами.

Им, командирам, тоже было чем удивить гостей.

Сильный огонь, пламя которого поднималось больше чем на метр, наполнял хижину теплым светом, в котором переливались ядовитые цвета картинок.

На грубом столе, где вместо скатерти разложили газеты, в идеальном порядке разместились купленные продукты. А позади – о радость! о ликование! – демонстрировали свои идеальные формы три полных бутылки, целых три таинственных бутылки, гениально украденные братьями Жибюсами и Лебраком.

Одна с водкой, в двух других было вино.

На некоем подобии постамента красовалась, как новенькая, начищенная лейка. Ее вмятины сверкали, выставленный вперед отполированный носик был готов пролить прозрачную чистую воду, набранную в источнике по соседству. Под теплыми углями потрескивала кучка картошки.

Что за прекрасный день!

Мальчишки решили, что разделят всё, только хлеб у каждого будет свой. И вскоре рядом с плитками шоколада и коробкой сардин выросла горка сахара, кусочки которого Крикун тщательно пересчитал.

Яблоки невозможно было выложить на стол, их оказалось втрое больше, чем едоков. Похоже, все и вправду превосходно справились с задачей, но и здесь генерал со своей бутылкой водки снова всех переплюнул.

– Каждый получит сигару, – заверил Курносый, широким жестом указывая на ровную плотную батарею тщательно отобранных стеблей клематиса: гладких, без узлов и с маленькими круглыми отверстиями, что говорило о том, что затягиваться будет хорошо.

Одни находились в хижине, другие лишь заходили в нее; заходили, выходили, смеялись, хлопали себя по животам, в шутку обменивались тумаками и поздравляли друг друга.

– Эй, старик, всё в порядке?

– Вот что значит настоящий кореш!

– Уж повеселимся!

Решили, что начнут, когда будет готова картошка. За ней следили Курносый и Тижибюс: ворошили угли, отбрасывали горящие головешки, иногда с помощью палочки вытаскивая аппетитные клубни, чтобы потрогать их кончиком пальца. Обжигались и трясли руками, дули на пальцы и снова подбрасывали дрова.

В это время Лебрак, Тентен, Гранжибюс и Крикун, пересчитав яблоки и кусочки сахара, на которые каждый имел право, занимались справедливой дележкой плиток шоколада, конфеток и лакричных палочек.

Огромное волнение охватило их, когда они начали открывать банку сардин: маленькие или большие? Получится ли поровну поделить содержимое на всех?

Переворачивая кончиком ножа те сардинки, что лежали сверху, Крикун считал: восемь, девять, десять, одиннадцать!

– Одиннадцать, – повторил он. – Ну-ка, трижды одиннадцать – тридцать три, четырежды одиннадцать – сорок четыре! Вот черт! Ну что за черт! А нас сорок пять! Одному не хватит.

Сидевший на корточках перед костром Тижибюс услышал этот зловещий возглас и в один момент решил проблему:

– Пусть это буду я, если хотите, – воскликнул он. – А вы дадите мне облизать банку с маслом, я это так люблю! Годится?

Годится ли? Да это просто потрясающе!

– Думаю, печеная картошка готова, – произнес Курносый, наполовину обгоревшей двурогой ореховой веткой отталкивая в глубину очага красноватые угли, чтобы лишить их поживы.

– Тогда к столу! – проревел Лебрак.

Он встал у входа:

– Эй вы, отколовшиеся, вы что, не слышите? К столу, вам говорят! Давайте подходите! Может, сходить за знаменем?

И все сгрудились в хижине.

– Пусть каждый займет свое место. Сейчас будем делить, – приказал командир. – Сначала картошка, начинать надо с горячего, так лучше. И вообще, это шикарно, так делают на званых обедах.

И четыре десятка мальчишек уселись на свои места, плотно сжав коленки под прямым углом, как у египетских статуй, и, зажав в руке свой кусок хлеба, стали ждать раздачи.

Она свершалась в благоговейной тишине: те, до кого еще не дошла очередь, во все глаза смотрели на серые кругляши, чья матово-белая дымящаяся плоть источала вкусный здоровый и сильный запах, усиливавший аппетит.

Мальчишки счищали шкурку, вгрызались в мякоть, обжигались, выпускали картофелину из рук, и она иногда скатывалась на колени, где проворные руки вовремя подхватывали ее. До чего же это было вкусно! Они смеялись, переглядывались, заразительная радость растормошила всех, и языки начали развязываться.